— … упала! … метра от палатки!
Новый сосед не подавал признаков жизни, и я подумала, что он отключил все органы чувств. Восстание Ангелов называл подобную вредную практику тотальной сенсорной депривацией, в которой сложнее всего — заставить не работать интуицию. Я этого не умела. Что до зрения и слуха, то это легко приобретаемые умения Книг… а вот насчёт Тюбиков я была не уверена.
Несмотря на естественно возникший страх, я почему-то очень хотела хотя бы одним глазком взглянуть на бурю. Но людям сейчас, конечно, не до меня… А со страхом надо что-то делать, и я принялась трясти Тюбика, в том числе и на ментальном уровне. Взяв на вооружение методы выведения Книг из летаргической апатии, переданные мне библиотечными друзьями, я исколола розовыми иглами всю защитную оболочку своего соседа. Наконец, он соизволил вздрогнуть и очнуться. Тюбик долго не понимал, что происходит, а я уже находилась в полуобморочном состоянии.
— Эй, друг! Привет! Проснулся наконец-то. Ты извини, что я тебя потревожила, но если бы я этого не сделала, ты бы мог проспать свой звёздный час.
Улыбнувшись сквозь мутную пелену тревоги, я прижала Тюбика к себе.
— Ты к-кто? — раздался его не похожий ни на что голос.
— Я Безусловная Любовь, твоя лучшая подруга на данный момент. Хватит страдать депривациями, хватайся за меня, и будем учиться смотреть опасности в лицо.
— Зачем? — не понял Тюбик.
— Чтобы жить, милый мой. Жить! А не быть бесчувственным предметом для людей!
— Ааа… — ответил ошалевший сосед и робко прильнул ко мне.
— Так-то лучше.
Вдвоём уже почти не страшно. А уж в эмпатии…
— Ну, откройся, пожалуйста, — шептала я, хотя на самом деле кричала. — Ну что тебе стоит… не съем же я тебя!
Пока я боролась с Тюбиком, совсем не заметила, как тряпочная стенка рюкзака стала влажной.
— Перенесите нас под крышу! — закричала я.
Понимая, что люди, и даже Григорий, меня не услышат, я мысленно обратилась к Манополюсу: «Попроси перенести рюкзак со мной под надёжную крышу!»
— Эй, Тюбик! Ты знаешь Манополюса — Настольную Игру Шахматы?
— Д-да…
— Отлично. Сейчас мы с тобой будем мысленно призывать его нам помочь. В воображении. Используй все свои силы, что есть. Хорошо, милый?
— А что н-надо попросить? — спросил Тюбик.
— Чтобы рюкзак передвинули под крышу.
— Х-хорошо.
— Я тебя люблю. Всё, поехали.
Уффф… Сопереживать он совсем не умел, но, по крайней мере, подстроился к моему пространству воображения. Я решила послать Манополюсу ощущение, что в него играют, благо я его прекрасно помнила…
Во время нелёгкого процесса отдачи пришлось представить себя без обложки, поскольку жжение от проступающей через стенку рюкзака влаги становилось нестерпимым. Но до страничек оно не дошло, и я, открыв зрение и слух, поняла, что рюкзак подвинули — изменилась тональность звуков хлеставшего по крыше палатки дождя.
У нас получилось? Может быть. Но соседа надо приободрить.
— Эй, Тюбик, спасибо тебе! Кажется, у нас получилось, ты молодец!
— Д-да, — он потихоньку отлипал от меня.
— Как тебя зовут-то хоть?
— Моё Солнышко.
— Красиво! Ты хороший!
— Т-ты тоже. Ты Книга?
— По форме — да, по содержанию — нет, — уверенно ответила я.
— Я в-вымотался.
— Отдохни. Прижмись ко мне, не отлипай, пожалуйста. Вдвоём не страшно.
— А одному с-страшно?
— Да тоже нет, на самом деле. Чего нам бояться, если произойти может всё, что угодно?
— Может, с-смерти.
— Мы бессмертны, милый. Умереть может только то, что нами не является, и чем не являемся мы. Мы с тобой не можем контролировать ни жизнь, ни смерть. И то, и другое — это действия какой-то другой, неведомой нам Силы.
— А наши т-тела к-как же?
— Ты можешь контролировать своё тело? Нет. Значит, тело не твоё, а значит, ты не тело. То же самое с мыслями. Мысли не твои — а значит, ты ими не являешься. Ты не в силах изменить прошлое или контролировать будущее — выходит, бояться нечего. Прими с благодарностью всё, что с тобой случается.
— Но откуда т-ты это з-знаешь?
— Н-не знаю, — ответила я, неожиданно начав заикаться.
— Но к-кто мы т-тогда?
— Н-не знаю. Но м-мы не то, что я перечислила.
Тюбик затих, наверно, задумался. А я вообще не поняла, кто произнёс последние фразы моим голосом, потому что они взялись ниоткуда. Я никогда не мыслила такими странными категориями… И совсем не была уверена в своих словах.
А буря продолжалась. Что творилось там, за пределами нас с Тюбиком, за границей такого ненадёжного тряпочного рюкзака, мне оставалось только догадываться. Я сделала всё, чтобы настроиться на аудиосвязь с Григорием и через него услышать, о чём говорят люди. Но до меня долетали лишь отдельные слова:
— …Мухомор… Жанна… где… живы… делать… молиться…
Это были голоса Динозавра, Крота и Ирины.
Через какое-то время я решилась перенастроиться на Ирину, канал с которой ясно чувствовался. Появился взволнованный голос Жанны:
— … с корнем… ураган… лодку… рюкзак… лагеря… мы поднялись… молния…
— Крот… аптечка… — голос Динозавра. — …Делать… знает? Ира… альпинист… что-нибудь!
— … аптечку найди… палатку! …нужно сделать! — голос Иры.
— … огонь сделаем? — голос Крота.
То ли мне показалось, то ли действительно стихия отступала. Внешний шум стал тише, дождь уже не так отчаянно наяривал по крыше, да и ветер, похоже, успокаивался. А я уже и не знала, насколько могу доверять своему каналу связи.
— Эй, Тюбик! Моё Солнышко!
— Д-да?
— Что это было? Буря?
— Люди г-говорят, д-да.
— А ты их хорошо слышишь? У меня из-за грохота сбивается настройка и слух пропадает.
— Х-хорошо.
— Тогда рассказывай, что там происходит. Я совсем ничего не понимаю.
— Х-хорошо. К-как ты д-доволокла его? Он же т-такой т-тяжёлый. Это г-говорит К-крот. Я н-не знаю, т-только п-помогите ему. Д-денис, что ты к-копаешься? З-здесь н-нету ничего. Это г-говорит Жанна. Н- нигде н-ничего н-нет! В-все п-палатки р-разметало по лесу, м-мы только М-мухоморову с-спасли. Это орёт Д-динозавр.
— Боже мой, что там произошло? Какое-то несчастье? — я растерянно посмотрела на Тюбика, хотя в полумраке почти не видела его.
