На середине мостков она остановилась. Мальчик стал настолько тяжел, что ее пригнуло к земле и пот ручьем катился у ней с лица. Она почувствовала, что вот-вот рухнет от слабости, и тут ей неожиданно вспомнился чудесный, трогательный рассказ, который она прочла накануне в своем стареньком «Житие святых» — история о том, как святой Христофор нес младенца Иисуса через реку, но вдруг почувствовал, сколь тот тяжел, и от страха остановился. Она повернула голову и посмотрела на найденыша. Глаза у него закатились, руки разжались и не сжимали ей больше шею: то ли обессилев от непомерного горя, то ли потеряв слишком много крови, бедный мальчик впал в беспамятство.
IV
Увидев его в таком состоянии, Забелла решила, что он умер. Привязанность к нему ожила в ее сердце, и, не думая больше ни о мельнике, ни о злой старухе, они выхватила ребенка у Мадлены и с воплями и слезами принялась его целовать. Женщины снесли мальчика к воде, положили себе на колени, промыли ему раны и остановили кровотечение своими платками, но привести его в чувство им было нечем. Тогда Мадлена, прижав его голову к своей теплой груди, подула ему в лицо и рот, как делают с утопленниками. Это помогло, и едва мальчик, открыв глаза, увидел, сколь заботливо о нем пекутся, он поочередно расцеловал Мадлену и Забеллу, да так неистово, что им пришлось его остановить из боязни, как бы он вновь не потерял сознание.
— Будет, будет, — сказала Забелла. — Нам пора домой. Нет, нет, теперь я вижу: ни за что мне с этим ребенком не расстаться, я и думать об этом больше не желаю. Ваши десять экю, Мадлена, я возьму и расплачусь ими нынче вечером, если меня заставят. Но вы о них помалкивайте, а я завтра схожу в Прель и скажу вашей заказчице, чтобы она не выдавала нас; если же ее спросят, пусть отвечает, что еще не рассчиталась с вами за пряжу; этак мы выиграем время, а я уж расстараюсь, Христа ради, коли надо, просить пойду, но расплачусь с вами, чтобы вас за меня не шпыняли. Брать мальчика к себе на мельницу вам нельзя — ваш муж его убьет. Оставьте его у меня, а я клянусь заботиться о нем по-прежнему; если же нас снова начнут притеснять, мы что-нибудь придумаем.
С соизволения судьбы возвращение найденыша прошло без шума и было никем не замечено: раньше чем старуха Бланше известила сына о том, как велела Забелле поступить с найденышем, она сильно занемогла — ее хватил удар, и мэтр Бланше первым же делом позвал жиличку помогать по хозяйству, потому что Мадлене и служанке пришлось ходить за его матерью. Трое суток напролет на мельнице царило столпотворение. Мадлена, не щадя себя, провела все три ночи у изголовья свекрови, которая испустила дух у нее на руках.
Этот удар судьбы на время укротил неуживчивого мельника. Он любил мать, насколько вообще был способен любить, и тщеславие заставило его не поскупиться на похороны. На эти дни он забросил свою любовницу и даже счел за благо выказать великодушие, раздав бедным соседкам тряпки покойницы. Забелле тоже перепало от его щедрот, и даже найденышу досталась монета в двадцать су: Бланше вспомнил, что когда для больной спешно понадобились пиявки и все суетливо, но тщетно пытались их раздобыть, найденыш без разговоров побежал на болото, где, по его сведениям, они водились, и принес их быстрее, чем другие собрались в путь.
Вот так и случилось, что Каде Бланше почти забыл свою неприязнь к найденышу, и никто на мельнице не узнал о безрассудной попытке Забеллы отдать приемыша в приют. Правда, история с десятью Мадлениными экю все-таки выплыла наружу, потому что мельник не преминул потребовать с Забеллы плату за ее убогий домишко. Но Мадлена солгала, что потеряла деньги на лугу, когда кинулась домой, узнав о болезни свекрови. Бланше, отчаянно бранясь, долго искал их, но, так и не проведав, на что они пошли, ни в чем не заподозрил Забеллу.
По смерти матери нрав Бланше мало-помалу изменился, но лучше не стал. Дома он скучал теперь еще больше, к домашним же придирался реже и стал не так прижимист в расходах. К хозяйству он поостыл, растолстел, повел беспорядочный образ жизни, утратил былое трудолюбие и начал наживать деньги разными темными сделками и мелким барышничеством, на чем, вероятно, разбогател бы, если б не проматывал все, что добывал. Любовница забирала над ним все больше власти. Она таскала его по ярмаркам и прочим сборищам, втягивала в сомнительные дела и разгул. Он приучился к игре и нередко бывал в ней удачлив, хотя лучше бы ему всегда проигрывать — тогда он потерял бы охоту к картам, а так эта беспорядочная жизнь настолько выбила его из колеи, что при первом же проигрыше он выходил из себя и злился на весь мир.
Пока он вел такую недостойную жизнь, жена его с прежней кротостью и благоразумием управлялась по дому и любовно растила их единственного сына. Правда, она считала, что детей у нее теперь двое, так как горячо полюбила найденыша и пеклась о нем почти так же, как о родном сыне. Чем больше ее муж погрязал в распутстве, тем меньше она чувствовала себя зависимой от него и несчастной. В первые дни своего разгула он вел еще себя с ней очень грубо, потому что боялся попреков и хотел удержать жену в страхе и покорности. Убедившись же, что ревности она не выказывает и по натуре своей ненавидит всякие ссоры, он счел самым разумным оставить ее в покое. Теперь, когда мать умерла и перестала натравливать его на жену, он поневоле увидел, что нет такой женщины, которая тратила бы на себя меньше, чем Мадлена. Он взял привычку по неделям не бывать дома, а когда возвращался туда с намерением затеять свару, злость его быстро улетучивалась: его встречали так молчаливо, с таким терпением, что он сперва дивился этому, а потом спокойно засыпал. Словом, на мельницу он являлся теперь, лишь когда уставал и нуждался в отдыхе.
Только очень добрая христианка могла согласиться на такую одинокую жизнь в обществе старой девы и двух детей. Мадлена, и в самом деле, была христианкой получше, пожалуй, любой монахини; к тому же господь явил ей великую милость, сподобив ее научиться читать и понимать прочитанное. Правда, читала она всегда одно и то же, потому что у нее было всего две книги — Евангелие да краткие «Жития святых». Евангелие, которое она в одиночестве читала по вечерам у кроватки сына, очищало ей душу и вызывало у нее слезы. «Жития святых» действовали на нее совсем по-другому: примерно так же, — хотя, конечно, сравнение это неуместно, — как на праздных людей действуют сказки, чтение которых приохочивает их к мечтательности и разным выдумкам. Эти возвышенные рассказы пробуждали в ней стойкость и даже веселость. Подчас в поле найденыш замечал, как, держа книгу на коленях, Мадлена улыбается и краснеет. Он немало этому дивился — ему не под силу было понять, как все эти истории, которые она старательно пересказывает ему, чуточку переиначивая их для его разумения (а, также потому, что она и сама, вероятно, не всегда могла уразуметь их полностью), умещаются в предмете, называемом, по ее выражению, книгой. Ему тоже захотелось выучиться грамоте, и он, к удивлению Мадлены, выучился ей так быстро и хорошо, что, в свой черед, сумел выучить маленького Жанни. Когда же Франсуа пришло время идти к первому причастию, Мадлена помогла ему усвоить катехизис, и приходский кюре остался очень доволен разумностью и сообразительностью этого мальчика, которого так долго считали придурковатым из-за неразговорчивости и робости в обхождении.
После первого причастия найденышу стало уже столько лет, что его можно было определить на место, и он, к радости Забеллы, поступил в услужение на мельницу, чему не препятствовал и мэтр Бланше, так как все давно смекнули, что найденыш — славный малый, работящий, услужливый, куда более крепкий, проворный и сметливый, чем его сверстники. К тому же он удовольствовался платой в десять экю, так что взять его был прямой расчет. Убедившись, что теперь он окончательно устроен на службу к Мадлене и маленькому Жанни, которого горячо любил, Франсуа был совершенно счастлив, а когда увидел, что его заработок дает Забелле возможность платить за жилье и снимает с нее самую тяжкую из забот, он почувствовал себя настоящим богачом.
К несчастью, бедной Забелле недолго пришлось пользоваться этой наградой за свои труды. К зиме она сильно занемогла и, несмотря на все старания найденыша и Мадлены, скончалась на сретенье, хотя перед смертью ей стало лучше и все уже решили, что она пошла на поправку. Мадлена жалела о ней и много плакала, но все же не забывала утешать бедного найденыша, который без нее сам бы умер с горя.
Даже год спустя он ежедневно, чуть ли не ежеминутно, вспоминал о Забелле и однажды сказал
