Подобная же точка зрения нашла отражение и в «Истории Византии» Д. Ангелова. Он также отметил стремление Византии в 60-х годах X в. наконец-то сокрушить ослабленную в военном и финансовом отношениях Болгарию и под этим углом зрения рассматривал все события на Балканах в то время, считая, что русский союзник был привлечен именно с целью полного подчинения Болгарии. Однако Святослав занял лишь часть Болгарии - нынешнюю Добруджу и не пошел внутрь страны55. Поворот Византии к союзу с Болгарией был вызван собственными устремлениями Руси в районе Дуная. Обострение противоречий между Русью и Византией привело к войне, руссы продвинулись в глубь болгарской территории, но, по мнению Ангелова, Святослав не имел намерения покорять Болгарию. Цель его состояла в том, чтобы привлечь «болгарского царя и болгарское население на свою сторону» и с их помощью продвинуться к Константинополю, однако под Аркадиополем руссы были остановлены56. Так в этом сочинении вновь прозвучала концепция единой, на этот раз прорусской, политики Болгарии. Д. Ангелов считает, что аркадиопольская битва закончилась поражением руссов.
Большое внимание автор, как и другие болгарские историки, уделяет вопросу о закабалении Болгарии Византией после ухода из страны русского войска57.
О важном значении балканских походов Святослава для укрепления и развития болгаро-русского сотрудничества писал Е. Михайлов58.
В главе «Болгаро-русские отношения в средние века», в одной из последних обобщающих работ по истории средневековой Болгарии X. Коларова, большое внимание уделено многовековым торговым и культурным связям двух стран. На этом историческом фоне рассматривает X. Коларов русско-болгарские отношения X века59. В соответствии с общим направлением болгарской и советской историографии последних лет в исследовании этого вопроса он считает, что основная цель Святослава на Балканах заключалась в сокрушении Византии, хотя в известный период времени он являлся противником Болгарии, и это было делом рук византийских дипломатов, стремившихся уничтожить Болгарию как своего главного противника на Балканах60. X. Коларов повторил точку зрения советских и болгарских историков о том, что Византия, способствуя походу Святослава на Дунай, стремилась отвлечь Русь от Крыма и нанести удар по Болгарскому царству61. И лишь когда Никифор Фока понял, что его главным врагом является не ослабевшая Болгария, а усилившаяся Русь, он приступил к налаживанию союза с болгарами против руссов. В этих условиях именно болгары, считает X. Коларов, натравили печенегов на Киев62. Тем не менее благодаря гибкой политике в Болгарии, терпимому отношению к местному населению Святославу удалось во время второго похода привлечь болгар на свою сторону. Он сохранил царское достоинство Борису, и тот, видимо, обещал, что прекратит мирные переговоры с Византией и примет участие в совместном русско-болгарском походе на Царьград63. X. Коларов обходит вопрос о русских репрессиях в Болгарии, которые явно, как это отмечали ряд историков, указывают на наличие антирусских настроений среди части болгарской знати, и полагает, что Святослав имел дело с единой политикой болгарской верхушки.
Вместе с тем X. Коларов делает правильный вывод о невозможности для Болгарии этого времени проводить самостоятельную внешнюю политику и о ее колебаниях между Византией и Русью64.
Ознакомление с источниковедческими исследованиями отечественных и зарубежных историков по данной теме, а также с историографией показывает, что между учеными нет единства по ключевым вопросам трактовки источников, но коренным проблемам внешней политики древней Руси исследуемого периода, а также и относительно ряда немаловажных частных вопросов.
Спорными оказались едва ли не все известные в истории внешнеполитические шаги Святослава и общие результаты его деятельности.
До сих пор спорным остается вопрос о направлении, характере и результатах восточного похода Святослава. Поэтому совершенно неясно, какие дипломатические шаги могли быть предприняты Русью в связи с походом на Восток.
Не определена генетическая связь этого похода с предшествующими военными предприятиями времен Олега и Игоря, как и с последующей балканской кампанией Святослава.
Нет ясности в вопросе о причинах болгаро-византийского конфликта в середине 60-х годов и истинной роли венгеро-болгарских и болгаро-русских отношений той поры, развитие которых, согласно показаниям некоторых источников, привело сначала к болгаро-византийской, а затем и болгаро-русской войнам. А это значит, что до настоящего времени у нас нет прочных оснований для определения дипломатической линии Руси того периода по отношению к Византии, Болгарии, венграм.
Нет единства среди историков и в отношении миссии Калокира, о которой сообщили византийские хронисты и которая осталась неизвестной русским летописям; до сих пор не прояснен вопрос о состоянии русско-византийских отношений в середине 60-х годов X в., влиянии на развитие этих отношений восточного похода Святослава, появлении руссов в опасной близости от византийских владений в Крыму. Какова связь этих внешнеполитических шагов Руси, миссии Калокира с вторжением русского войска в Болгарию? На этот счет в историографии существуют весьма противоречивые мнения.
Выпали из поля зрения исследователей и такие важные факторы внешней политики древней Руси середины 60-х годов, как организация Святославом военного союза с печенегами, уграми, создание антивизантийской коалиции, ее роль в событиях на Балканах того времени, длительность ее существования и т. д. Особое значение в этой связи имеет вопрос о русско-болгарских отношениях после первого похода Святослава в Болгарию и в период второго балканского похода. Кем являлись болгары для Святослава - врагами или союзниками, каковы были отношения Болгарии с Византией? И правомерен ли вообще вопрос, как он поставлен в историографии, об изменении внешнеполитической линии Болгарии, которая сначала находилась в состоянии войны с Византией, затем заключила союз с ней к лету 968 года, далее вступила в союз с Русью и вновь, после первых побед Цимисхия над руссами в 971 году, возобновила союзные отношения с Византией?
Отсутствует единство среди ученых и относительно дипломатических переговоров Святослава с греками летом 970 года. Сколько раз предпринимались эти переговоры, каковы были их сюжеты, можно ли верить сообщениям русской летописи о дани как основном условии соглашений, заключенных с греками, каковы в связи с этим были истинные цели Святослава на Балканах: хотел ли он создать русско-болгарскую империю, захватить Константинополь или оставить за собой лишь район Переяславца, какова была в этой связи судьба Болгарии: становилась ли она завоеванной страной, сателлитом Святослава, или равноправным союзником? На все эти вопросы даются весьма разноречивые ответы.
Спор касается и содержания русско-византийского договора 971 года. Являлся ли он свидетельством военных поражений Руси или, напротив, был почетен для Святослава, как соотносится этот договор с прежними русско-византийскими соглашениями 907, 911 и 944 годов, в каком соответствии находится он с другими соглашениями, заключенными Византией с окружающими странами во второй половине I тысячелетия? Эти вопросы также остались в историографии до конца не проясненными. Не были достаточно аргументированы и оценки итогов внешнеполитических усилий Святослава, и, таким образом, нет определенного мнения относительно того, насколько успешной была русская дипломатия той поры.
Вновь выдвигаемые в спорах гипотезы зачастую строились без учета всего историографического наследия, что приводило к такому положению, когда эти гипотезы порой сосуществовали с неопровергнутыми прежними предположениями, порой являлись лишь повторением точек зрения старых историков.
Историографический обзор показывает, что историки в исследовательском плане интересовались в основном каким-то одним направлением внешнеполитической деятельности Святослава - будь то его восточная политика или балканские кампании - и не рассматривали их в комплексе. В историографии еще не было дано комплексного анализа дипломатии Руси этого периода, ее роли в решении масштабных проблем внешней политики.
Наконец, и это особенно важно отметить, внешняя политика Святослава рассматривалась, как правило, фрагментарно, изолированно от предшествующих внешнеполитических усилий древнерусского государства, от внешнеполитических шагов сопредельных стран, и прежде всего тех, кто был связан с Русью давними политическими отношениями: Византии, Болгарии, Хазарии, печенегов, венгров.
Все это, на наш взгляд, является достаточным основанием для того, чтобы еще раз обратиться к дипломатии Святослава Игоревича, чья внешнеполитическая деятельность представляет собой важную
