Дорогой Дима!
Не знаю, увижу ли тебя до отъезда в Москву, поэтому решила написать эту записку и отнести т в о и м, чтобы передали тебе.
Дим, мне очень жаль, что т а к получилось. Я виновата перед тобой, потому что я тебя обидела, и обидела – незаслуженно. Я очень испугалась в тот момент. Боялась, что может случиться беда, большая беда. Знаешь, я говорила по телефону с т е м человеком… думаю, ты понимаешь, о ком я. Вчера он приезжал сюда, на Вагонную. Я сказала ему, чтобы он не вздумал кому-то МСТИТЬ, не вздумал искать ВИНОВНЫХ. Надеюсь, он меня послушается.
Извини, что так сумбурно пишу. Жаль, что не получилось поговорить, я завтра уезжаю – утренним поездом в Москву. Дима, я никогда не забуду, как ты меня опекал в детстве, словно я была тебе младшей сестренкой. Я тебя люблю… как брата, как одного из самых близких людей. Будешь в столице, позвони мне. Внизу записаны два номера – мой и моей лучшей подруги Юли, через которую можно всегда меня разыскать. Надо будет обязательно встретиться, Дима, поговорить по душам. А то сдавай документы в какой-нибудь московский вуз. Какие твои годы, Дим, вся жизнь впереди?!
Не держи на меня обиду, ладно? Я тебя очень люблю. Целую. Анна.
Краснов перечел записку еще раз. Прерывисто вздохнул, сложил, сунул – вместе с «визиткой» – в нагрудный карман рубахи.
«Эх, Аня, Аня, – подумал он про себя. – Знала бы ты, в какое дерьмо я вляпался…
Почище того мордобоя во время пятничной дискотеки, который так тебя напугал. Да и ты, девочка, и ты «сестричка», играешься, кажется, с огнем. Надеюсь, у тебя хватит ума порвать с тем джигитом, что волочится за тобой. Потому что этот Тахир, судя по всему, преопаснейший тип… хотя я и допускаю, что девушки от него без ума».
На какие-то мгновения у него защемило сердце. Какая-то недосказанность, неопределенность осталась меж ним и Анной. Жаль, что он не смог этим утром съездить на вокзал и посадить ее на поезд. Если бы не это треклятое ночное приключение, он бы непременно проводил бы ее, помог бы с вещами. Может, чего-то важное они сказали бы друг другу…
Ведь сутки назад, на Вагонной, возле ее дома, когда Анна приникла к нему, когда встретились – пусть на короткие мгновения – их губы, во всем этом он ощутил нечто большее, чем обычная приязнь между знающими друг друга с раннего детства людьми…
Он затушил окурок, криво усмехнулся.
Не раскатывай губу, Краснов! Ты ничего не можешь предложить таким девушкам, как Анна. У тебя – по большому счету – нет ни образования, ни каких-то особенных талантов, помогающих пробиться и занять достойное место в этом жестоком и равнодушном мире.
Так что выброси все эти мысли из головы… хотя бы на время.
К тому же не забывай, что всего в паре десятков шагов отсюда, в доме, в комнате с занавешенным окном, спит другая девушка, которая говорит во сне на каком-то непонятном русскому уху языке.
Девушка Дарья, которую именно ты, Димон, привез на хутор своего дяди Федора Татаринцева.
Тимофеевна первой услышала звук автомобильного движка. Краснов затушил сигарету и поспешил за ней. На грунтовке, ведущей от асфальтированного шоссе к хутору, пылил УАЗ, который дядя выкупил у военных, лично подреставрировал, подкрасил и которым он пользовался для передвижения наряду с имеющейся в хозяйстве почти новой тентованной «газелью». Дмитрий вновь почувствовал тревогу: кто его знает, что за новости привез дядя Федор, и что эти новости сулят лично ему, Краснову.
Татаринцев въехал через проем в жердяной ограде во двор. Заглушил двигатель, выбрался наружу. Поправил барсетку, которая висела у него на поясе, потом негромко, но веско сказал:
– Тимофеевна, мечи на стол! Обедать будем! Как там Дарья? Все с ней нормально?
– Спит она, – сказала хозяйка, с тревогой посматривая на Татаринцева. – Ну так что, Федор… накрывать обед?
– Конечно, – скупо усмехнулся тот. – Война войной… а обед по расписанию!
– А ты привез… то, что я заказывала?
– Да, все купил. Строго по списку. Сумка в багажнике… мы сами отнесем в дом!
Тимофеевна ушла в дом, а мужчины остались стоять у машины.
– Значит так, Дмитрий, – улыбка мигом со шла с лица отставного военного. – Я тут кое у кого справки навел… Мимо Выселок, опять же, проезжал – когда в город ехал, и обратно – тоже. Дело, скажу тебе, серьезное… нешутейное! Там несколько строений сгорело. Есть жертвы… пока говорят о троих погибших в перестрелке и одном сгоревшем заживо. Еще несколько человек ранены или имеют серьезные ожоги. Так что хорошего во всем этом – мало…
– Ну так а я о чем, – хмуро отозвался Краснов. – Вот же влип… сам виноват!
– Ладно, казниться потом будешь. Я уже сказал, что хороших новостей мало, за исключением, разве что одной. Я от своего источника узнал, что никого из нападавших задержать не удалось…
Краснов – сам не ожидая от себя такого – перекрестился.
– Вот, вот… – Татаринцев покачал головой. – Если выскочишь из этой истории, обязательно сходи в церковь и поставь свечку!
– А какие версии касательно того ЧП имеются?
– Я всю дорогу держал включенным радио, настроенное на нашу местную УКВ станцию. Новости – каждые полчаса…
– И что говорят? – Краснов уже едва сдерживал себя.
– Единственная версия, которую озвучила пресс-служба нашего милицейского главка, звучит так… – Татаринцев отогнал взмахом руки назойливого шмеля, потом продолжил.
– Версия у них такая, Дима: в Выселках минувшей ночью имело место «разбойное нападение». А все случившееся – дело рук преступной группировки, специализирующейся на дорожном рэкете, на нападении на водителей-дальнобойщиков…
– Гм… – у Краснова в этот момент слегка отлегло от сердца. – Типа – разбой на дороге, так?
– Да, есть такая версия. Других подробностей разузнать пока не удалось… Кстати, я заезжал к твоим. Как раз за час до моего приезда твой отчим из рейса вернулся. Ну так мы посидели, попили чайку, поговорили…
Краснова бросило в холодный пот.
– Ты, Николаич… надеюсь, ты не выдал меня?
– Я бы тебя не только выдал, но и лично выпорол бы! – сказал Татаринцев. – Всыпал бы как следует, хотя ты уж взрослый парень… кабы в этом был бы хоть какой-то толк. Ничего я им не сказал!
– Спасибо, Николаич… Я твой вечный должник!
– Единственно, что я матушку твою предупредил…
– Э-э… о чем предупредил?
– Я ей сказал, что ты, племяш, все это время… начиная с субботы, был здесь, на нашем хуторе! Но это так… на самый крайний случай! Сейчас полезно держать язык за зубами! И ты сам заруби себе на носу: ты минувшей ночью никуда и ни с кем не ездил! И ни в чем т а к о м не участвовал! Ясно тебе?! Ты меня хорошо понял?
– Понял, – хмуро сказал Краснов. – А вот что с этой делать? – он кивнул в сторону дома. – Ума не приложу.
– Что-нибудь придумаем. Надо погодить, пусть сначала оклемается. Потом посмотрим, что за птица. Я, Дима, на всяк случай и документики твои захватил! – Татаринцев хлопнул ладонью по барсетке, прикрепленной к поясу. – И мобильник – тоже! Но учти… никаких звонков! Никаких «эсмээсок»! Соблюдай полное «радиомолчание»! Это в твоих же интересах…
Он достал с заднего сидения средних размеров сумку и вручил ее племяннику.
– Отнесешь в дом и передашь Тимофеевне! По-любому, Димка, ни сегодня, ни завтра я тебя отсюда не отпущу. Побудете покамест здесь; заодно и к этой девице попристальней присмотримся.
