определенная степень свободы.
Оставшись в комнате один и собирая вещи, я стал рассуждать:
«Основной объект, интересующий Чжао — мамочка Игоря Джоновича. Второй, скорее
всего, я. Рубан и Ольга, материал вторичный, и поэтому до прибытия Юрия
Леонидовича про них можно не спрашивать. Теперь сам Чжао. Что ему о нас известно?
— последний вопрос был ключевым для определения дальнейшей судьбы коллектива, —
Если он расшифровал наши замыслы, то в любом случае будет вести игру до конца и
сто процентов заманит бывшего товарища в ловушку. Это в том случае если все
плохо. Если все хорошо, то через несколько дней я получу возможность с ними
общаться».
Щелкнула дверь. На пороге стоял улыбчивый китаец в просторном одеянии темного
цвета. Он кивнул головой и сделал приглашающий жест.
Лаборатория Андрея располагалась на одном этаже с моей палатой. В ней так же не
было окна, зато на стене висели круглые часы и стоял малогабаритный телевизор.
Российских каналов оказалось два.
Я чуть не зарыдал, когда в «Вестях» показали родной Иркутск.
Режим жизни был изложен в листке над кроватью: завтрак, два часа в лаборатории,
сон, обед, отдых, еще два часа обследований и ужин. Ночные обследования раз в
два дня.
Теперь мне кровь из носу нужен был «Малыш».
Информационная блокада начинала давить, вгоняя в некое подобие клаустрофобии.
Приглядываясь к окружающим, я по-прежнему не видел никого с сотовыми телефонами
и на первом обследовании спросил об этом Андрея.
Оказалось, здание просто глушится, а специального запрета никакого нет.
Свою просьбу вернуть «Малыша» аргументировал находящимися в нем фотографиями
жены и детей. Мол, скучаю.
Обследование оказалось не очень забавным.
Меня уложили в подобие космонавтского кресла.
Андрей устроился рядом на таком же.
Симпатичная китаянка воткнула нам в вены иглы, похожие на датчики. От них шли не
трубки или шланги, а цветастые провода.
Для начала прокрутили короткий фильм о мясобойне.
Животные по одному забегали в узкий проход, где, сраженные электрическим током,
хрипели, пучили глаза и валились. Следом несколько рабочих подвешивали их за
ноги и резали вены на шее.
Картинка бесстрастных забойщиков и льющихся потоков крови сразу включили во мне
замедление времени.
Я покосился на Андрея и сообщил ему:
— Началось.
Он моргнул и утвердительно покивал головой, мол, не переживай все под контролем.
Дальше я понял, почему работа в лаборатории занимала в день не более четырех
часов.
Короткометражные фильмы, сменяя друг друга, способны были расшатать самую
устойчивую психику.
Мне сначала казалось это забавным, а вот потом стало не до шуток. Андрей меня
предупредил, чтобы я не закрывал глаза, иначе придется удерживать веки
специальными скобками.
Скоро кровавая каша на экране стала невмоготу, и я приловчился время от времени
закатывать глаза, делая картинку мутной и невнятной.
Через тридцать минут закончились сцены массовых убийств, расстрелов и казней, и
некоторое время шли картинки с панорамными видами. За это время я понемногу
вернулся в первоначальное состояние и оправился от полученного «нокдауна».
Время наконец обрело свое нормальное течение, и пришло понимание странных
нюансов, которых, раньше не замечал.
Например: после первого замедления времени у меня появилось ощущение дикой силы.
Я знал точно, что если сейчас у меня в руках окажется подкова, я согну ее не
задумываясь. Еще я вдруг четко уловил, сколько человек находятся за стенами
нашей комнаты, и концу первой части сеанса даже стал различать мужчин и женщин.
Глядя на успокаивающие картинки, предположил, что смогу и сам моделировать
подобные состояния.
«Наверняка, — рассуждал я, — Можно сделать для себя такую подборку, которая
будет вытаскивать из тайников сознания скрытые возможности».
Умиротворяющие панорамы пропали, экран потух, и появилась девушка ассистент.
— Десять минут на туалет и чай, — сообщил Андрей.
— А кофе есть? — поинтересовался я.
— У нас даже чай одно название. Так просто, водичка подкрашенная, — ответил
мучитель, — Любое вещество, влияющее на мозг, сильно меняет его свойства,
выключая самое интересное. Вы, наверное, понимаете, почему все, кто обладал
сверх-возможностями, не пили, не курили и не контактировали со слабым полом. В
нашей ситуации это позволительно лишь для нулевой отметки. То есть для меня.
— А как у вас со скрытыми способностями? — поинтересовался я.
— Ни-че-го, — по слогам грустно ответил Андрей, — Я уж и мяса не ел и с
женщинами отношения прекращал. Ни-че-го, никакого эффекта.
— Вы, наверное, не вскрыты, — предположил я.
— ?? — удивленно повернулся он ко мне.
— Не инициированы. Первый раз я попал в это состояние еще в детстве, когда
напугался. А после все пошло само собой. Вам нужно устроить ситуацию с реальной
угрозой. Или попробовать ваши же препараты. Может, тогда организм научится и
поймет, чего от него требуют.
Андрей промолчал.
Перед следующим «заездом» я попросил какую-нибудь железку. В ответ на вопросы
рассказал про необычайный прилив сил во время эксперимента.
В комнате ничего не нашлось, кроме блестящего никелированного разноса, на
котором девушка приносила нам безвкусное подобие чая.
Блестящая штуковина оказалась прочной, и попытка согнуть ее руками ни к чему не
привела. Укладываясь перед «взлетом», прихватил стальную посудину с собой и
положил ее на живот.
Следующая череда сюжетов оказалась и вовсе мерзкой.
Я никогда не мог смотреть акты каннибализма или пытки людей. Не знаю, откуда у
Андрея была такая подборка, но у меня она вытащила на поверхность дикую ярость.
Еле сдерживал себя, чтобы не вскочить и не разломать все вокруг.
Руки вцепились в разнос так, что на секунду мне показалось, будто сейчас лопнет
кожа на ладонях.
Ничего не произошло.
Наоборот.
Сначала оказалось, что течение моего времени давно замедлилось. Потом
никелированная железка в руках стала терять свои упругие свойства.
Я почувствовал, как под моими пальцами металл неожиданно вздрогнул и стал
деформироваться.
