Я легко уходил от их ударов, резко меняя направления и затем, презрев законы
физики, пробегал по стенам несколько метров, делая при необходимости немыслимые
прыжки.
Страсти в «зрительном зале» за стеной разгорались.
При особо удачных маневрах «болельщики» вскакивали с мест. Времени разгадывать
летящие от них образы у меня не оставалось.
Неожиданно надоело убегать и уворачиваться.
Я пошел в атаку.
Меньше чем за минуту я отобрал у четверых противников дубинки, а самих
нападающих покидал в один угол. Все время преследовало ощущение драки с детьми.
Окружающая картинка ползла медленно и в норму пока не приходила, когда на пороге
появился Андрей.
В руках он держал малокалиберный пистолет.
Неожиданно понял, что сейчас произойдет, и время стало медленным как никогда.
У него оказался красноватый оттенок. Его поток вливался со стороны стены с
входной дверью, и я еще успел подумать, что нужно будет посмотреть, север это
или юг.
Рука Андрея двинулась вверх, и я прыгнул ему навстречу.
Первая вспышка разорвала пространство, и неожиданно обозначилась пуля.
Небольшой кусочек свинца сверлил поток времени, воздух и летел ко мне не быстрее
шмеля.
Ушел чуть левее опасной траектории, и в это время Андрей выстрелил еще.
Второй пули я не увидел, а запустил в сторону вспышки дубинку, которую держал в
руках.
В моем времени дубинка полетела с нормальной скоростью, и только тут я сообразил,
что если она попадет в Андрея, то беды не миновать.
Но нам с эскулапом повезло.
Дубинка лишь вырвала у него оружие, и рука безвольно повисла в неестественной
позе.
На лице появилась гримаса боли.
Я понял, схватка закончена и резко поменял направление движения на 180 градусов.
Рывок оказался сильным. Если бы на мне сейчас оказались ботинки, то наверняка бы
от них отлетели подошвы.
Оказалось, что сканирование при такой остановке времени позволяет мне видеть
расстановку сил на нескольких этажах вверх и вниз.
Мысли зрителей, сидящих в соседней комнате, были для меня теперь как на ладони.
Изумление, восхищение, страх и любовь, все это причудливо смешалось в некую
разноцветную субстанцию.
Стараясь не торопиться, я подошел к креслу, улегся, и ассистентка Андрея
моментально запутала меня кучей цветных проводов с датчиками.
Навалилась слабость.
Мелькнула мысль, что организм только что освоил новый уровень и адаптируется.
Веки закрылись сами собой. Я уснул.
Ужинали всем коллективом.
Героем дня оказался естественно я.
Юрий Леонидович привез с собой литровую бутылку водки и угощал теперь желающих.
Обдумывая после свое состояние, я пришел к выводу — мой организм ведет какую-то
свою деятельность, оставляя для меня лишь внешние признаки.
Например, спиртного не хотелось совсем.
На мое заявление о трезвости недоуменно отреагировали вся команда.
Рубан внимательно присмотрелся, но я опередил его ехидный вопрос:
— Женщины, Саня, меня по-прежнему волнуют, но я пока не экспериментирую.
— Провидец, — фыркнул товарищ, — С чего ты взял, что это меня интересует?
— А тебе, по-моему, ничего кроме секса по-настоящему и не нужно, — ответил я, —
А прочий мир лишь в обеспечении твоей постели. Кстати, — уловил я еще один образ,
— Ты можешь не переживать насчет сегодняшнего вечера. Подруги здесь покладистые.
Им все оплачено.
Саня от удивления выронил ложку, а шеф шепнул мне на ухо:
— Сильно не высовывайся.
Я повернулся к нему и прочувствовал волну его переживаний за успех операции.
Шеф не знал, что делать дальше. Его существо после удачи на первом этапе жаждало
действий, но отправной точки так и не было.
— Чжао дал нам десять дней на подготовку очередной операции в Новосибирске, —
шепнул мне Леонидыч, — Времени не остается, и где сейчас мозги мамы, никому
неизвестно. Теперь Джоныч пудрит дядюшке мозги на переговорах, Гонконг только
ждет сигнала к началу, а у нас пусто.
Я сообщил ему, что работаю с этим вопросом, мол, мои данные позволяют теперь
многое, вот только нельзя пьянствовать и общаться с женщинами.
— Хотя, наверняка, можно, — закончил я, — Вот только боюсь из состояния вылететь.
Слишком тяжело заходил.
Компания тем временем уничтожала литр шефа, и разговор за столом шел оживленный.
Обсуждались мои новые возможности.
Увидев, что мы нашептались, меня стали расспрашивать, что я чувствую в том или
ином состоянии.
Пришлось сделать небольшой экскурс и рассказать про первый тошнотворный
эксперимент и про то, как меня включала Ольга.
Рассказ произвел забавное впечатление.
Карина ревниво зыркала злющими глазами то на меня, то на соседку по комнате,
однако при папаше помалкивала.
По многообещающему взгляду понял — ее выход впереди.
Рубан уже оттаял, многозначительно улыбался и думал о том, как он будет
веселиться вечером. В его видении я лежал-плакал в уголочке, ломая железный прут,
тогда как мачо таскал по постели симпатичную китаянку.
Серега внимательно меня разглядывал.
Его образы выказывали крайнюю озадаченность успехом операции. Послал ему
утешающий образ «Малыша» рисующего схему здания. Сергей неожиданно вздрогнул,
прислушался к себе и недоуменно поглядел в мою сторону. Покивал ему головой, мол,
все правильно, ты не ошибся.
Взгляд программиста стал оживленным, и глаза лихорадочно заблестели. Я еще раз
утвердительно кивнул ему головой, мол, разъяснения позже и подключился к беседе.
Вечер закончился поздно. Когда от подарка ничего не осталось, я сходил к себе в
комнату и перетащил почти все спиртное из бара.
На второй заход со мной увязалась Карина.
Общалась она в привычной своей манере:
— Ну что, папочка, — ухватила она меня за ягодицу в коридоре, — Скучал?
— Конечно, — прихватил я ее за талию, — Только нельзя мне.
— А эксперимент? — заявила фурия, прижимаясь, — С водкой-то все правильно,
вредно, а здесь как-никак физкультура.
Неожиданно я ощутил, что ужасно ее хочу. Появилось давно забытое состояние