сломили Роя. Исчезли мысли об изобретательности и индивидуальности. Испарилось удивительно ясное видение о путешествии в мир с иными измерениями. Он попытался набить свой мозг числами… один, два, три, еще ступенька и еще, и так далее, пока он не насчитал тридцать девять ступенек. Это было все, что осталось от его прежней бравады, да еще слабость в дрожащих от страха коленях, которая делала подъем по лестнице еще более трудным и безысход shy;ным.
Появилась дверь комнаты, где находились Регенты. Это несомненно была дверь для великанов, огромная, слишком высокая для простых смертных; даже теперь, когда он почувствовал некоторую твердость в ногах, дверь эта казалась какой-то разбухшей и безмерно тяжелой. Рой обернулся и посмотрел в окна, которые были за его спиной. За окнами был университетский двор, имеющий правильную форму и сужающийся от восточной части к западной, что делало его похожим на ор shy;ган. Рой, впрочем, сомневался, что из этого органа когда-нибудь польется музыка. Огромная дверь тяжело открылась, всколыхнув своим движением воздух. Рой почувствовал это и повернул голову к двери; его руки снова начали дрожать и в какой-то момент он подумал, что войти в комнату не хватит сил. Солнечные лучи едва достигали коридора перед дверью, и хотя Рой знал, что температура во всех помещениях поддерживается на уровне двадцати градусов Цельсия, каменный пол и пустое пространство вокруг казались холодными, словно могила. Он глубоко вздохнул и вошел в комнату.
С трех сторон мерцали лампы дневного света. Фиолетовые тени пульсировали, словно регистрируя удары сердца. Однако чуть подальше от ламп комната сразу же становилась темнее и как бы опаснее. Рой услышал трескучий голос, исходивший изнутри одного из возвышающихся идолов, мрачный, осторожный голос, в котором напрочь отсутствовали лирические интонации:
– Профессор Артре, Совету стало известно, что во время вводной лекции по литературе вы отклонились от заранее утвержденного плана занятия. Отрицаете вы это?
Рой взглянул на голограмму и покачал головой:
– Нет, я этого не отрицаю.
– Вам известно, что допустившие отклонение подвергаются наказанию?
Это была констатация факта, а вовсе не вопрос. Всем преподавателям страны неуклонно вдалбливался третий принцип обучения: “Только наиболее ценные ученики могут получать информацию сверх положенной”. Попытка отойти от этого принципа, а он всегда оговаривался в контракте, служила основанием для увольнения. Рой снова посмотрел на голограмму, ожидая неминуемого.
– Профессор Артре, Вы знаете, что недавно мы сочли необходимым сократить две штатные единицы на факультете английского языка. Сейчас мы обсуждаем вопрос о полном закрытии факультета. Ваш поступок не сулит ничего хорошего ни вам лично, ни вашему факультету. Просим вас больше не допускать отклонений от утвержденных лекций до тех пор, пока мы не примем окончательного решения.
Голограмма сердито скрипнула и исчезла. Рой стоял и смотрел на голую стену, пока один из стражников не вошел и не отвел его вниз по лестнице из тридцати девяти ступенек прямо на площадь университетского двора.
Рой размышлял, что ему сейчас делать. Его следующее занятие, если оно вообще состоится, будет только завтра, а у Рене занятия до пяти часов вечера, то есть еще четыре часа. Он мог бы поговорить с Гвен, но никак не решался прибавить к ее плохим новостям еще и эту. Рой медленно шел по огромной каменной площади, стирая ее грубыми плитами подошвы боти shy;нок.
Пока он был в здании Регентского Совета, солнце исчезло, а вместе с ним исчезли и утренние тени. В пустом пространстве, покинутом солнечным светом, установилась тишина, а на небе появились сердитые черные тучи. Капля дождя с тихим шлепком упала перед ним, вторая попала ему на плечо. Клокочущий звук, похожий на последний всхлип умирающего, становился все громче по мере того, как усиливался дождь. Рой двинулся к ближайшему зданию и спрятался под его козырек.
Дождь еще более усилился, и вода на мостовой уже начала пениться. Рой вынул пропуск и сунул его в специальную щель двери. Когда двери открылись, у Роя несколько отлегло от души. Он вошел в здание, стряхивая с себя дождь, как это делают собаки. Он посмотрел на стены, пустые и белые, как мел, какими и должны были быть все стены во всех зданиях университетского двора. Рой повернулся, оглядел стену, которая была позади него и тотчас понял, что находится в здании студенческих собраний, самом старом здании двора. Над дверью ненавязчиво висела единственная в университете картина, на которой было изображено невольничье судно, плывущее по морю с водой черного цвета, и огромная рыба, пожирающая тело выпавшего за борт раба. Картина была подарена университету вместе со значительным денежным пожертвованием и условием, что она должна висеть именно в этом здании как минимум пятьдесят лет. С того времени прошло уже сорок девять лет и ходили слухи, что Регентский Совет рассматривает вопрос о продаже картины в следующем году. А пока ее повесили в самом дальнем углу здания, подальше от взглядов студентов. Редко кто пользовался этой дверью. Рою стало интересно, а что, собственно, находится за этой дверью. Он нажал две кнопки на контрольной панели, дверь открылась, и Рой увидел пустой клозет. У противоположной стены также открылась дверь, за которой обнаружилась винтовая лестница, ведущая к узкому коридору. Рой пожал плечами и полез вверх.
В отличие от любого другого здания у лестницы были деревянные ступеньки с изношенными от долгого пользования краями. Поверхность ступенек покрывала давно не тронутая пыль. Лестница была узкая и крутая, штукатурка на стенах имела серый цвет, хотя, пожалуй, вначале она была белая и лишь со временем стала такой. Он поправил волосы рукой и при этом почувствовал, что огрубевших седых волос у него стало даже больше, чем сегодняшним утром.
Спираль лестницы продолжала круто подниматься вверх, искажая при этом размеры окружающего пространства. В какой-то момент Рою показалось, что он взобрался невероятно высоко, выше любого здания университетского двора. Наконец он увидел дверь, которая была сделана не из металла или стекла, подобно всем университетским дверям, а из деревянных досок, скрепленных железными полосами. Слева на небольшой высоте висел черный колокольчик с небольшими раковинами, появившимися при отливке; показалось, что у двери нет ни петель, ни какого-либо замка. Античная простота, с какой была сделана дверь, некий налет таинственности напомнили Рою любимые истории детских лет, рассказы о преступниках и пи shy;ратах. Он попробовал открыть дверь, но она не поддалась. Он провел пальцами по косяку, тщетно пытаясь найти какое-нибудь замочное устройство. Убедившись, что никакого замка нет, Рой повернулся к двери боком и изо всех сил надавил на нее. Дверь неожиданно и со страшным скрипом раскрылась, и Рой по инерции влетел в маленькое помещение площадью не больше трех квадратных метров. Он чуть не натолкнулся на большой черный колокол, висевший посреди колокольни. Рой осмотрел его со всех сторон. Вид колокола, к которому Рой никогда не подходил так близко, вызвал у него грустное ностальгическое чувство. Он провел рукой по поверхности и ощутил, как черный блестящий металл нежно потирает его ладонь. Колокол был довольно большой, и попытка Роя обхватить его была безуспешной. Висел он на толстом дубовом бревне, вмурованном в две противоположные стены. Через дырки в крыше на колокол попадали капли дождя, которые стекали по нему вниз и уже образовали приличные лужи под ногами Роя. Через рваные отверстия в крыше он взглянул на темное небо. Вдали он слышал суровые раскаты грома, а вблизи бешеный свист ветра, продувающего крохотное помещение. Язык колокола под напором все усиливающегося ветра легонько постукивал по его стенкам. Яркая вспышка молнии осветила площадку внизу, и пол задрожал от страшного раската грома.
Все это вновь вызвало выброс адреналина в кровь Роя.
“Суровый ветер воет, и холод ночи бли shy;зок. Приди скорее, сон, уйми мою печаль”, – процитировал Рой, обращаясь к грозовому небу. – Черт возьми, надо было взять с собой что- нибудь почитать.
Казалось вполне естественным вот так стоять и разговаривать с ветром, с колоколом, качающимся под его порывами. Он долго и пристально смотрел на колокол, и вдруг, подчиняясь охватившему его желанию, крепко двумя руками ухватил край колокола и сильно толкнул его; язык колокола ударил по нему, и чистая нота пронзила сгущающийся воздух.
Живой звук развеял все его заботы, как это сделал бы сон без сновидений, и Рой словно проснулся с ясной головой, вновь сосредоточившись на идее векторов жизни. Он почти забыл о
