мужчины и женщины — смелые мужчины и женщины, — рискующие всем ради того, во что они верили. Кто-то из них умрет, как умер Зев Бартольски. И тем не менее, стоит этим сенатским ублюдкам в безупречных костюмах хотя бы заподозрить, чем он занимается, как они с наслаждением оборвут ему яйца.
Он улыбнулся им и мысленно задал себе вопрос.
Как далеко он зайдет, чтобы защитить тех мужчин и женщин, своих полевых агентов.
Больше того.
Как далеко он позволит себе зайти, кем и чем сможет пожертвовать, чтобы защитить то, во что он верит.
Один из помощников ДЦР в дальнем конце комнаты махнул рукой, подзывая его к телефону. Он пересек комнату и взял трубку.
— Да.
— Это Мэгги. Крэнлоу только что прилетел. Покупает сандвич.
— Скажи ему, что я спускаюсь.
Пятью минутами позже шеф Боннского отделения уже сидел в его кабинете, с сандвичем на пластиковой тарелке. То же самое сделал бы и я, подумал Бретлоу.
— Пива? — предложил Бретлоу.
— Если холодное.
Бретлоу открыл холодильник и вынул две бутылки «будвара».
Как же, слыхали, подумал Крэнлоу, — слыхали, что ЗДО регулярно обновлял свой запас чешского пива еще до падения Берлинской стены.
— Рассказывай, — Бретлоу снял с бутылки крышку и устроился за столом.
— Как вам известно, Зева убили с помощью плоской бомбы. За последние несколько месяцев такие бомбы использовались в Европе неоднократно. Немцы до сих пор пытаются найти связи, но у нас уже есть список группировок, первые три из которых выглядят наиболее подозрительно.
— А именно?
— Это «Боевой полумесяц», «3-е октября» и «Революционное движение мученика Махмуда».
Все с Ближнего Востока — этого Бретлоу и ожидал. Первое название носило общий характер, второе появилось в память о дате последнего инцидента, виновниками которого были члены группы, а третье возникло после того, как один из террористов был арестован и якобы замучен до смерти в одном из ближневосточных государств, пользующихся поддержкой Запада. Возможно, все группировки финансировались из Москвы, по крайней мере, до недавнего прошлого; изготовитель бомбы тоже мог оказаться московским выучеником. Старые друзья — новые враги, подумал Бретлоу, а старые враги — новые друзья. Один Бог знает, кто будет на чьей стороне лет этак через пять.
— Есть надежда, что они еще в Европе?
— Это возможно.
— Попытайся выяснить.
Он закончил беседу, откинулся на спинку стула, подумал, стоит ли возвращаться на официальный ленч, и вместо этого попросил Мэгги принести пару сандвичей. Два часа спустя он прощался с Зевом Бартольски.
Гроб был накрыт звездно-полосатым флагом, звучание гимна было тихим и неотступным. Боевой гимн Республики. Холодная война закончилась, враг стал другим, но враг не исчез. Сегодня, на кладбище, Бретлоу был уверен в этом как никогда.
Сейчас неподходящая пора для похорон такого, как Зев, внезапно подумал он; шпионов надо хоронить зимой, когда земля тверда, стынущие на ветру лица провожающих укутаны шарфами, а их дыхание паром повисает в воздухе. Сейчас же вместо этого жарило солнце, и по спине Бретлоу стекал пот.
Прозвучала последняя нота гимна; замерли в тишине его последние слова.
Политики стояли впереди, чтобы телевизионщики могли без труда заснять их. По крайней мере, у Джека Донахью хватило такта не прийти, подумал он.
Марта Бартольски вышла вперед и бросила на гроб первую пригоршню земли; сухая почва застучала по крышке, как гравий. Младший сын рядом с нею отдал прощальный салют. Бретлоу помнил фотографию другого сына, салютующего своему отцу. Юного Кеннеди, который прощался с президентом. Вдова Зева повернулась и неверным шагом пошла к ожидающей ее машине. Телевизионные бригады стали сворачиваться, политики тоже уходили; один-двое из них задержались, чтобы дать интервью. Бретлоу отошел от могилы и тронул Марту за руку.
— Не уходи пока.
Она кивнула, не понимая, и вцепилась в руку старшего сына.
— Журналисты и политики ушли. — Бретлоу внезапно охватил гнев. — Мы позаботимся, чтобы они не вернулись.
Фургончики корреспондентов и легковые машины политиков, петляя, пробирались к воротам и исчезали в направлении Вашингтона. Кладбище опустело; остались лишь вдова с двумя сыновьями и самые близкие коллеги и друзья. Бретлоу у изголовья могилы, Марта справа от него, два сына — слева.
— Гордитесь своим отцом, — сказал он им. — Гордитесь тем, что сейчас увидите.
С тех пор как уехала последняя машина, прошло пять минут. Он глянул на часы, ожидая. Вскоре на кладбище появилась вторая колонна автомобилей.
Из них вышли мужчины и женщины; они заняли места вокруг зияющей ямы. Здесь не было ни директора ЦРУ, ни политических деятелей, ни других людей, чьи имена и лица были бы хорошо известны широкой публике. Только специалисты, с которыми Бартольски работал как администратор, и агенты, с которыми он работал на выездах. Кое-кто из них трудился в Лэнгли, остальные прилетели сегодня.
Затем началась церемония прощания. Каждый из приехавших нагибался за горстью земли и бросал ее на гроб; одни на секунду останавливались у могилы, другие даже улыбались, вспоминая что-то и кивая головами, когда перед их мысленным взором оживали действия Зева Бартольски в каком-нибудь Богом забытом уголке мира, а потом жали руку вдове и сыновьям.
Вот мимо могилы продефилировал последний, и Марта Бартольски вновь подошла к ней, чтобы окончательно попрощаться с мужем. Когда она догнала Бретлоу, в глазах у нее стояли готовые хлынуть слезы.
— Спасибо тебе. — Она попыталась улыбнуться, но не смогла. — Присоединишься к нам позже?
Сегодня вечером, согласно славянской традиции — ведь Зев был родом из Польши, — должны были состояться поминки.
— Прости, но я уезжаю.
Она посмотрела на него, грустно и с упреком, но затем выражение ее лица изменилось. Ты преследуешь убийц Зева, правда?.. Этот вопрос был у нее в глазах, на лице… Вот почему ты не можешь прийти сегодня.
Что ж, об этом можешь не спрашивать… Бретлоу взял ее под руку и повел к машине.
Список служащих Первого коммерческого банка Санта-Фе за последние четыре года, составленный Службой внутренних доходов, занимал двадцать семь листов компьютерной распечатки. Митчелл начал изучать его в восемь утра; к одиннадцати он составил список тех, кто покинул банк в прошлом году, к ленчу — тех, кто ушел в прошлом или позапрошлом, а часам к четырем пополудни — тех, кто ушел за последние три года.
Дело с Тампой было закрыто. Тампа была хорошим примером борьбы с наркобизнесом, но у него не
