мешали другие здания.
Он покинул этот район и начал приготовления, нужные для того, чтобы шеф мог связаться с ним.
Обычно Хендрикс пользовался платными телефонами — предпочтительно в вестибюлях больших отелей, — все время меняя их. Однако, зайдя в один отель, он обнаружил, что телефоны там без номеров, то есть позвонить туда нельзя. Поэтому вечером он провел час в баре «Леонардо», крупного современного отеля рядом с Центральным вокзалом. У стойки администратора был ряд кабин с автоматами, имеющими номера. До одиннадцати вечера, прежде чем уйти, он выговорил себе право ожидать там звонка несмотря на то, что не был постояльцем. Потом вернулся в свою гостиницу, включил «Зенит» и передал по электронной почте сообщение с номером телефона, по которому можно установить с ним связь, — при этом он опустил коды Италии и Милана, — а также указал часы, пригодные для контакта.
Тьма давила на нее, холод и страх вновь сжимали ее в своих объятиях. Помни, что говорил Хазлам, сказала себе Франческа. Она пошла в ванную, приняла душ, надела теплый шерстяной халат и приготовила себе омлет. Если верить Хазламу, ухо наверняка не принадлежит Паоло, а кровь взята у какого-нибудь животного. И даже если она человеческая, то не обязательно ее мужа. Она заставила себя поесть, затем вернулась в постель. Когда она проснулась, было уже семь, и ей удалось неплохо отдохнуть. В полвосьмого пришла экономка, в восемь Франческа отправилась на работу, хотя больше всего ей хотелось пойти в квартиру со свободным телефоном и ждать там до вечера, пока не позвонит Муссолини.
В десять позвонил Умберто; он сказал, что отдал шерстяную ткань, в которую было завернуто ухо, на экспертизу. Франческа еще прежде воспротивилась тому, чтобы отдать само ухо. Посылать окровавленную ткань и то было уже достаточно опасно, хотя все обещали проделать конфиденциально. А если послать ухо, все будет ясно как день. Через несколько часов тайна перестанет быть тайной.
В четыре Умберто позвонил снова.
— Только что в лаборатории получены предварительные результаты. Я, конечно, попросил перепроверить.
Какая мне разница, предварительные или окончательные, чуть не выкрикнула она. Какая разница просил ты перепроверить или нет. Скажи же мне.
— И чья на ней кровь? — Она старалась говорить спокойно.
— Человеческая.
Она почувствовала, как решимость оставляет ее.
— Какой группы?
Дела были достаточно плохи и в присутствии Хазлама, подумала она, но теперь, когда он их покинул, все сразу стало таким зыбким, таким неустойчивым.
— Такой же, как у Паоло, — ответил Умберто.
Ее захлестнуло отчаяние.
— Что же нам делать? — Она вытерла слезы и попыталась говорить внятно.
— Встретимся, как собирались. Я сейчас позвоню Росси.
— Спасибо.
Сказав это, она тут же пожалела: не о том, что поблагодарила его — это следовало сделать, — а о том, каким тоном была произнесена эта благодарность.
— Ладно.
«Лянча» жены подъехала к дому рано — Паскале занял позицию под деревьями рядом с парковочными площадками. «Сааб» и БМВ появились почти в шесть, «мерседес», который прежде уезжал, высадив пассажира, теперь открыто остановился рядом с ними.
На этот раз совещание было кратким и деловым: Умберто Бенини переходил от одного пункта к другому быстро, лишь утверждая решения, принятые накануне им и Энрико Росси, и не позволяя присутствующим пускаться в обсуждения. Когда им с Марко пришла пора уходить, Франческа встала, пытаясь вновь обрести покинувшие ее силы.
— Нет-нет, дитя мое, — Умберто расправил манжеты сорочки. — Сегодня с ним поговорю я. — Потому что я — отец Паоло, и ответственность лежит на мне. Потому что это мужское дело, а не женское.
Росси увидел, как страх на лице Франчески на миг сменился гневом. Спасибо тебе, Умберто, за все, что ты делаешь для Паоло, но не называй меня больше «дитя мое». Я взрослая женщина, мать. Нечего мешать меня с дерьмом только потому, что у тебя между ног cazzo, а у меня figa.
Брат направляется к свободному телефону, но где жена? Паскале смотрел, как двое мужчин садятся не в БМВ, а в «сааб», потом уезжают. Жаль, что нет времени предупредить Тони, но безопасность требовала, чтобы Паскале не был известен номер главаря. Жаль, что Тони уже не успеет предупредить связного.
Телефон стоял на столе, записывающее устройство было подключено к нему, рядом лежали ручки и блокнот. Бенини отодвинул ручку и положил рядом свою. Кофе, велел он Марко. Затем чуть подался вперед и вытянул руки перед собой. Когда зазвонил телефон, он поднял трубку только через пять секунд.
— Умберто Бенини.
— Где Франческа?
Уже испугался, подонок, мелькнуло в голове у Бенини.
— Ее здесь нет. Теперь переговоры веду я.
— Три миллиарда, или получите другой кусок.
Не «другое ухо», даже не «другую часть тела». А «другой кусок», точно Паоло не человек, а говяжья туша.
— Семьсот пятьдесят миллионов. — Бенини был по-деловому сух. Слушай, ты, щенок: я — Умберто Бенини. У меня больше деловых и политических связей, чем у тебя потаскух. Я — Умберто Бенини, а ты всего лишь грязный, вонючий, паршивый южанин.
— Завтра позвоню с ответом. — Может быть, получите второе ухо — это слышалось в тоне Муссолини, — а может, известие будет другим. — Пусть Марко придет с тобой.
— Восемьсот миллионов.
— В то же время, Умберто. Ты или Франческа, неважно. Но Марко должен прийти.
Не зови меня «Умберто», ты, ублюдок. Называй меня по фамилии и добавляй «синьор».
— Восемьсот пятьдесят.
После вчерашнего они спекутся, сказал Тони; после этой подначки с ухом они поднимут цену до семисот пятидесяти, а может, и до восьмисот. И тогда пора будет подсечь их.
— Оставайся у телефона, — произнес Муссолини. — Я перезвоню в девять.
Не упускай инициативы, думал Умберто, не давай им командовать собой, как они командовали Франческой.
— Мне надо поговорить с родственниками. Я должен буду уйти на полчаса. — Даже этот идиот на другом конце провода должен понять, что такие вещи делаются лично.
— Без шуток.
Этот осел думает, что я вчера родился, подумал Умберто.
— Без шуток, — согласился он. Потом оттолкнул телефон, вынул кассету, вставил другую и поднялся уходить. Что случилось, начал было спрашивать Марко.
— Они согласны освободить Паоло. Скоро позвонят и скажут, как.
Как только Умберто ворвался в квартиру, Франческа поняла: что-то произошло. Не обращая внимания на нее и Марко, он прошагал в гостиную и обратился прямиком к Росси.
— Они хотят уладить дело. Начали торговлю с трех миллиардов, угрожали отрезать ему второе ухо, если я не соглашусь. Но я их нокаутировал — пока не знаю, насколько сильно. Пришлось поднять цену до восьмисот пятидесяти; я мог бы пойти и выше, но конечно, трех миллиардов им не видать как своих ушей.
Обращай ко
Восемьсот пятьдесят миллионов лир, вычислял Росси; триста сорок тысяч фунтов. Умберто поднялся
