преподаватель из Института восточных языков!
— Ты дала ему здешний адрес? — спросила Мадлен.
— Нет. Он написал на парижскую квартиру, а консьержка переслала открытку сюда. Ну и чудак! Открытка написана по-русски. Я еще не слишком сильна в этом языке и не смогу прочитать ее без словаря. А словарь, как назло, я оставила дома!
Она задумчиво вертела в руках открытку. Мадлен хотела было напомнить о прогулке, но Франсуаза снова заговорила:
— Я разобрала несколько слов, но общий смысл мне не ясен. По-моему, это стихи. Может быть, даже Пушкин… Как ты думаешь, можно раздобыть в Довиле русско-французский словарь?
— Летом, может быть, и можно. Но сейчас вряд ли: почти все книжные магазины закрыты.
— А в Трувиле?
— Уж скорее в Онфлере.
— Поедем туда!
— Отлично! — сказал Патрик. — Мы думали, куда бы отправиться, вот вам и маршрут. А потом, если останется время, можем проехать до Лизье.
Мадлен согласилась. Она заметила, как внезапно изменилось настроение Франсуазы: только что девушка не хотела выходить под дождь, а теперь торопила с выездом.
Десять минут спустя Мадлен сидела за рулем. Франсуаза устроилась рядом с ней, Патрик — сзади. Сначала они безрезультатно объехали все книжные лавки в Трувиле. Потом взяли курс на Онфлер. Франсуаза нервничала:
— Подумать только, приходится ездить из города в город, чтобы найти русско-французский словарь! А ведь русский язык в наше время один из самых распространенных…
— Но, судя по всему, не в департаменте Кальвадос! — с мягкой иронией заметила Мадлен.
— Ты смеешься, Маду! А тебе тоже следовало бы изучать этот язык. Я тебя знаю, ты обязательно увлеклась бы им!
В книжном магазине в Онфлере Франсуаза наконец нашла словарь и предложила посидеть в бистро, пока она прочтет открытку. Девушка как будто не сомневалась, что послание Козлова интересует ее спутников не меньше, чем ее самое. Все трое расположились в кафе напротив церкви Святой Екатерины. Девушка предусмотрительно захватила бумагу и авторучку. Пока она трудилась над переводом, Патрик перелистывал свой путеводитель, а Мадлен курила и с грустью наблюдала, как дождь струится по стенам деревянной церкви. Наконец Франсуаза подняла голову.
— Готово! — Она с чувством прочитала: — «И скучно, и грустно, и некому руку пожать в минуту душевной невзгоды». Правда, красиво? Только это не Пушкин, как я сначала подумала, а Лермонтов. Козлов указал автора. Я постараюсь ответить ему по-русски! Но конечно, что-нибудь совсем простое!
Она начертала на листке бумаги странные буквы, проверила по словарю орфографию, несколько раз перечеркнула написанное и наконец удовлетворилась двумя короткими фразами. Мадлен удивило значение, которое придавала племянница этой открытке и своему ответу на нее. Что ж, у молоденьких девушек бывают причуды!..
— Что ты ему написала? — спросила она.
— Да ничего особенного: «Я все поняла. Благодарю Вас». И подпись.
Вместе со словарем Франсуаза купила в книжном магазине открытку с видом Онфлера. Она старательно переписала на нее свои две фразы, указала адрес Института восточных языков и добавила: «Просьба переслать по домашнему адресу». Когда она наконец наклеила марку и бросила открытку в почтовый ящик, она словно спустилась с облаков на землю и спросила самым естественным тоном:
— Куда мы теперь направимся?
Они осмотрели старые кварталы города, побродили по залам Музея Будена и Музея народного искусства, потом вернулись в Старый Док, окаймленный узкими высокими домами с тонким шифером на крышах и кое-где на фасадах. Позавтракали в маленьком ресторанчике недалеко от Старого Штаба. Рыба оказалась превосходной, но обслуживали их так медленно, что даже Патрик проявил нетерпение:
— Если мы хотим поспеть в Лизье до сумерек, нам пора трогаться!..
До Лизье они добрались к четырем часам.
Домой Мадлен возвращалась, сытая по горло туристскими радостями, но Патрик и Франсуаза сияли: они видели как раз то, что следовало посмотреть, а значит, провели день с пользой. И даже не проголодались. После холодного ужина все уселись у камина, Мадлен развела огонь, поставила «Реквием» Моцарта и взялась за свое вышиванье. Слушать музыку, перебирая пальцами разноцветные нитки, было для нее высшим наслаждением в зимние вечера. Франсуаза как будто тоже наслаждалась величественными звуками оркестра и хора. Однако минут через пять Патрик стал выказывать признаки утомления. Его глаза начали слипаться. Когда «Реквием» кончился, он объявил:
— Я что-то устал. Если позволите, я пойду лягу и почитаю.
Вскоре ушла и Франсуаза. Мадлен слышала, как они возились наверху, каждый в своей комнате. Потом все в доме стихло. Дождь струился по черным окнам. По временам порыв ветра прибивал пламя в камине. Последний стежок, и лепесток в правом углу вышивки закончен. Мадлен подошла к негру и завела его, словно повинуясь долгу гуманности хоть раз в день дарить жизнь этому человечку. Она посмотрела, как он поднес к губам трубку и сдержанно закивал. Парик съехал на сторону, круглые глаза светились довольством и благодарностью к хозяйке.
X
Жан-Марк оторвал взгляд от лекций, отпечатанных на ротапринте, и прислушался к шагам Кароль. Постучав, она вошла и сказала слегка раздосадованным тоном:
— Я просто вне себя! Филипп только что звонил из Брюсселя и сообщил, что задерживается и вернется завтра часам к двенадцати дня. А у нас билеты на сегодняшний концерт Владимира Вилленштейна. Я так ждала этого вечера! Составишь мне компанию?
Застигнутый врасплох, Жан-Марк поколебался мгновение: он дал себе слово заниматься до двух часов ночи, чтобы поразить Дидье на следующем семинаре. Однако соблазн был слишком велик. Владимир Вилленштейн редко гастролировал во Франции. А кто еще так исполнял великих романтиков! К тому же в программе был его коронный номер — Вторая соната Шопена.
— Я бы с удовольствием пошел, — ответил Жан-Марк. — Но у меня нет смокинга.
— Надень темно-синий костюм.
— Ты уверена, что он сойдет?
— Ну конечно! Какое это имеет значение!
Голос Кароль звучал ободряюще.
— Начало в девять, — сказала она. — Я велю подать обед для вас троих в половине восьмого, а пока буду собираться. Ну, я очень рада!
Кароль исчезла, оставив Жан-Марка в растерянности: ему очень хотелось послушать Вилленштейна, но он предпочел бы отправиться на концерт с кем-нибудь из приятелей. Во время недавней поездки в Шамони Кароль раздражала его полным отсутствием спортивного духа. Она почти не ходила на лыжах и целыми днями загорала в шезлонге на верхней террасе канатной дороги. Ее узкие брюки экстравагантных расцветок и моднейшие свитеры выглядели неуместными на фоне суровой и прекрасной природы. Жан- Марк с усилием вернулся к своим конспектам и снова взял в руки красный карандаш для выделения наиболее важных мест. Однако взгляд его лишь скользил по строчкам, мысли же были далеки от юридических терминов. Подумать только: ему уже двадцать лет, а у него до сих пор нет смокинга… Надо поговорить с отцом!.. Жан-Марк вытащил бумажник и проверил, сколько еще осталось карманных денег: сто десять франков, а до конца месяца 10 дней. Великолепно! Даже если в ближайшие дни не случится непредвиденных расходов, в конце месяца он сможет купить себе разве что галстук. Жан-Марк тут же устыдился, вспомнив, как скромно одевается Дидье Коплен. Можно ли быть мыслящим человеком и в то же время интересоваться покроем брюк, длиной пиджака, рисунком на шейном платке? Или в нем уживаются
