катастрофа… Двадцать первый путь был далеко впереди и где-то слева. До отправления оставалось девять минут.
Я почти бежал мимо сложенных повсюду чемоданов, битком набитых рюкзаков и несущих все это людей. В зале под высокой крышей вокзала царил такой шум, что я уже не слышал ни шагов Яатинена, ни своих собственных. Я чувствовал запах продаваемой еды, ощущал людское отчаяние. Был канун Рождества, но здесь ничего не напоминало об этом.
Я миновал целые страны и континенты, языки и диалекты. Хельсинки наконец стал международным городом. Но мы представляли это себе совсем не так.
Двадцать первый путь, конечно, тоже оказался переполнен людьми и вещами. Поезд уже прибыл. Место Вэнтинена было в восемнадцатом вагоне. Я подошел к самому краю платформы, расталкивая столпившихся здесь людей. Яатинен шел за мной. Пытаясь лавировать в узком пространстве на краю платформы, мы, наверное, очень напоминали двух неопытных артистов-канатоходцев.
На ходу я пытался считать вагоны. Массы людей загораживали поезд, мешая пробиться к нему. Подойдя к вагону, который, как я посчитал, был шестнадцатым, я принялся проталкиваться к нему через толпу. Огромный чернобородый здоровяк загораживал мне дорогу, и я не мог рассмотреть номер. Я подождал, когда он уйдет подальше.
Наконец мне стал виден номер. Пятнадцать.
Я продолжил свой путь вдоль платформы, почти касаясь поезда плечом и прислушиваясь к объявлениям на финском, английском, русском и некоторых других языках. Идти по краю платформы стало труднее, и мне пришлось расталкивать толпу, прокладывая себе путь. В ответ я получал раздраженные замечания, последовало даже несколько тычков. Так, пожилая женщина с угольно-черными глазами и шарфом на шее ткнула меня довольно чувствительно длинным металлическим наконечником своего зонта.
И вот передо мной восемнадцатый вагон. Я попытался разглядеть, что творилось около него. Яатинен подошел ко мне сзади. Прежде, чем успел что-нибудь сказать, я услышал его пронзительный вопль и ринулся вперед, за ним. Инспектор быстро бежал к высокому плотному мужчине.
Сначала я увидел Таркиайнена в профиль. Может быть, он почувствовал, что Яатинен бежит именно к нему. А может быть, полицейского выдало лицо. Но за доли секунды Таркиайнен принял решение, повернулся и бросился прочь от поезда. Я побежал за ними обоими.
Яатинену оставалось добежать до Таркиайнена всего с десяток метров, когда он споткнулся о чей-то чемодан. Чемодан с грохотом опрокинулся. Левое колено Яатинена изогнулось под странным углом. Он упал лицом вниз, успев подставить лишь левую руку. Я слышал, как хрустнула кость.
Я добежал до инспектора, когда он, держась за поврежденное колено, уже перевернулся на спину. На его лице застыла маска боли. Яатинен осторожно согнул сломанную руку и медленно подтянул ее к груди. Потом здоровой рукой достал из наплечной кобуры пистолет и протянул его мне. Я ничего не сказал, времени не оставалось даже для раздумий. Я просто подхватил пистолет и побежал дальше.
Таркиайнен спрыгнул на рельсы. Я бросился за ним. Прыгая вниз с платформы, я почувствовал, как сводит болью мышцы. Приземление было совсем не таким, как у профессиональных прыгунов, я просто с глухим звуком неловко грохнулся на землю, почти потеряв равновесие. Но мне удалось удержаться на ногах. И тут зазвучал тот металлический голос, что объявляет об отправлении и прибытии поездов, и я почувствовал холодную дрожь по коже, как будто меня окатило ледяным дождем. Слева тянулись стеклянные офисные здания, их черные грани отражали лучи света, как лед над водой.
Таркиайнен бежал как заправский бегун, и я с трудом ловил легкими воздух, пытаясь его настичь. Он приближался к травяным лужайкам и старинным виллам, выстроившимся в ряд в районе Линнунлаулу. Пистолет сильно оттягивал мне руку. С каждым шагом нести его становилось все тяжелее. Спина Таркиайнена, маячившая впереди, выросла в размерах. Под воздействием дождя, темноты ночи и тусклого света над путями все вокруг расплывалось в тумане. Электрические столбы с фонарями плыли наверху, похожие на недостроенные крыши.
Холодный влажный ветер рвал горло и грудную клетку, когда я пытался наполнить воздухом легкие. Когда мы оказались возле моста Линнунлаулу, где пути становились уже, проходя между каменными холмами, я почувствовал, что ноги совсем отяжелели. Мимо нас справа прогрохотал пассажирский поезд, прибывающий на станцию. Пути слева оставались пустыми.
Когда я пробегал мимо отшлифованных каменных холмов, расстояние между мной и Таркиайненом сократилось до пятнадцати метров. Но мои ноги как будто окунули в цемент. Я стал отставать. Пистолет в правой руке становился все тяжелее и тяжелее. И тогда я принял решение. Я снял оружие с предохранителя, как показывал Ахти, поднял руку вертикально вверх и потянул спусковой крючок.
Таркиайнен прыгнул, потерял равновесие и оглянулся. Я не мог говорить, поэтому просто направил на него пистолет. Таркиайнен остановился. Восстановив дыхание, я сосредоточился на том, чтобы держать пистолет перед собой, а самому держаться прямо. Легкие буквально требовали, чтобы я согнулся и опустил руки, а еще лучше — просто упал на землю и так и остался лежать на спине. Таркиайнен же отнюдь не казался столь утомленным.
— Должно быть, вы муж Йоханны, — проговорил он, казалось ничуть не удивившись, увидев меня.
Я кивнул. Стараясь дышать ровно, я продолжал держать пистолет прямо перед собой, несмотря на то что моя рука под его тяжестью почти онемела. Я сделал несколько коротких шагов к нему. Не потому, что мне это было действительно нужно, просто в движении тело и ноги не болели так сильно, как тогда, когда я стоял на одном месте.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Паси. — Застрелите меня?
Чтобы остановить свист в легких, мне потребовалась вся сила воли.
— Если это будет нужно, — наконец прохрипел я, жадно втягивая в себя воздух.
Сейчас я стоял от Таркиайнена на расстоянии пяти-шести метров. Справа к нам приближался еще один пассажирский поезд. Земля дрогнула, а с ней задрожали и мои ноги. Я чувствовал, какие причудливые звуки издавали мои легкие.
— Послушайте сами себя, — посоветовал Таркиайнен и, передразнивая, повторил мои последние слова: — «Если это будет нужно».
Его лицо было мокрым и блестящим от дождя и пота. Но в остальном он оставался таким же, каким был на старых фотоснимках: располагающим к себе, мускулистым и даже красивым мужчиной. В его глазах светился ум, их взгляд был пристальным и оценивающим. Волосы коротко стрижены и, как того требовала последняя мода, смазаны гелем. Его средней длины пальто, оксфордская рубашка, джинсы и кроссовки очень подходили ему по стилю. Даже сейчас, стоя передо мной на железнодорожных путях, этот человек выглядел так, что можно было смело фотографировать его для модного журнала. Он вполне смотрелся бы на одном из этих снимков, на которых люди привлекательной наружности были сфотографированы в какой-нибудь подходящей обстановке: на заброшенных заводах, в старых магазинах или, как сейчас, на железнодорожных путях.
Мое дыхание постепенно приходило в норму. Но ноги едва держали меня, а рука с пистолетом почти потеряла чувствительность.
— Вы знаете, что я ищу, — сказал я.
Таркиайнен не ответил.
— Йоханна, — уточнил я, стирая свободной рукой с глаз пот и капли дождя.
Выражение лица Таркиайнена и теперь не изменилось.
— Похоже, вы уже нашли Вэнтинена, — наконец проговорил он.
Я кивнул. Паси смотрел на пистолет в моей руке. Я тоже бросил на него быстрый взгляд.
Он был похож на тот, что я оставил в руке Вэнтинена, тот, что постепенно погружался в воду и грязь в Кескуспуисто.
Я кивнул и снова посмотрел на Таркиайнена.
— Надеюсь, он получил то, чего заслуживал, — пояснил Таркиайнен.
Я опять кивнул.
— Дикарь. Чертов кусок дерьма.
— Кто? — не понял я.
