— Папа! Папа!
— Адам!
Все мое внимание сосредоточено на нем, и я не замечаю, что в комнату вошел Савл, пока его глубокий и резкий голос не перекрывает крики и вопли.
— Уведите его.
Он стоит у двери, скрестив руки на груди, но смотрит не на Адама, а на Мию и меня. Я не могу не вспомнить ту ночь у костра, когда он силой открыл ей глаза. Я возненавидела его тогда, и я ненавижу его сейчас. Прижимаю Мию к себе.
Пыхтя, шестеро солдат еле-еле выволакивают Адама за дверь. С появлением Савла он ужасно разъярился и принялся кричать на него и вырываться. Гнев затмил всю боль от ран и ушибов.
Я кричу, но это не меняет ровным счетом ничего. Не могу поверить, что опять теряю его. Мы только что встретились. Не могу поверить, что сейчас меня запрут в этой клетке.
Но именно так и происходит.
Мия и я. Мы остались взаперти в комнате пять шагов на четыре, с ванной два шага на три. Ни одного окна, если не считать решетку на двери. Ни лучика света. Ни грамма свежего воздуха.
Я теряю счет времени. Успокаиваю Мию, крепко обняв и напевая ей песенку. В конце концов она забывается сном. Вот бы и мне так. Но мысли вращаются в голове на бешеной скорости и не дают расслабиться.
Все тот же усатый рядовой приносит еду. Суп и крекеры. Молоко для Мии. На подносе есть кое-что еще — пластмассовая чашечка с белой таблеткой внутри.
— На вашем месте я бы принял ее, — говорит он. — Поможет уснуть. Особенно после сегодняшних событий. Здесь их все принимают.
— Нет, спасибо.
Перспектива еще одной бессонной ночи, конечно, ужасает, но принимать таблетки я все равно не буду.
— Где Адам? Что они сделали с ним?
— Он в одиночной камере. Больше я ничего не знаю.
— Не понимаю, зачем они уволокли его. Мы просто разговаривали… Сколько времени они будут его там держать? Когда мы сможем увидеться?
Он пожимает плечами. Когда он переводит взгляд на Мию, спящую на кровати, в его глазах появляется жалость.
— Не знаю. Честно, не знаю.
Если нас с Адамом разлучили навсегда, то я вряд ли справлюсь. Он мне нужен. Я люблю его. Почему это дошло до меня только сейчас?
— Прошу вас принять таблетку в моем присутствии. Таково предписание, — говорит рядовой, кивком головы указывая на чашку. — Иначе этот же препарат вам введут внутривенно.
Потрясенно смотрю на него. Он пожимает плечами, но по его лицу я вижу, что он не одобряет решения своих начальников.
— Я не могу, — говорю ему. — Я не принимаю таблетки. Да и потом, я не могу принимать ничего, что может повредить здоровью ребенка.
— Если бы они не были уверены в том, что это не повредит вам, то не прописали бы успокоительное.
— Вы на самом деле так думаете?
Где-то с минуту он колеблется и ничего не говорит.
— Включить вам душ? — вдруг предлагает он.
Сбившись с толку, я хмуро гляжу на него. О чем это он?
Тут он машет мне в сторону ванной. Следую за ним. Он включает душ, и мы стоим рядом с ним.
— Здесь нас не подслушают, — говорит он тихо-тихо, несмотря на то что вода громко стучит по поддону душа и хорошо заглушает звуки.
Он неотрывно смотрит на меня, дожидаясь, когда я врублюсь.
И я врубаюсь.
Они нас подслушали. Они знают о Мии. Они знают об обмене числами и о том, что к ней перешел дар Вэл. И они знают, что я хочу выбраться отсюда. Поэтому Адама и утащили — чтобы изолировать его от нас, чтобы нас больше некому было защищать. Стало быть, можно не сомневаться: теперь они примутся за Мию.
Значит, у нас совсем нет времени. Мы должны бежать.
Смотрю на рядового. Действительно ли шум воды заглушает наш разговор? А если это еще одна уловка, чтобы разговорить меня? Я должна довериться ему. У меня нет выбора. Он — единственный в этом месте, к кому я могу обратиться, единственный, кто проявил ко мне хоть какое-то сочувствие.
— Послушайте, мне… нам нужна ваша помощь, чтобы выбраться отсюда.
Я сказала это. Что будет, если они слышали меня? Даже если они не слышали, теперь наши жизни — моя, Мии и Адама — в руках этого рядового. На миг мое сердце замирает, когда я спрашиваю себя, не ошиблась ли я. Поможет ли он нам? Несколько долгих секунд мы смотрим друг на друга.
— Это слишком трудно, — шепчет он. — Если я попадусь, меня будут судить по законам военного времени.
Мысленно я с облегчением делаю выдох: он на нашей стороне.
— То есть?
Он проводит пальцем по горлу. Вид у него встревоженный. Если он притворяется, то он превосходный актер.
— Серьезно? — спрашиваю.
Кивает.
— Я в отчаянном положении, — я почти рыдаю. — Иначе не попросила бы вас.
Он закусывает губу. Быстро-быстро моргает, то глядя на меня, то отводя глаза.
Наконец произносит:
— Адам спас жизнь моей матери. — Он говорит так тихо, что я едва слышу его голос сквозь шум воды. Наклоняюсь ближе. — Она жила в Западном Лондоне, ее квартира была на двенадцатом этаже. Она увидела Адама в теленовостях и ушла из дома. Вскоре дом развалился. Если бы не Адам, ее бы уже не было в живых. Так что я обязан ему. — Он смотрит мне прямо в глаза. — Я помогу вам, Сара. Сделаю все, что смогу.
— Спасибо.
Кладу свою руку поверх его.
— Кстати, я — Адриан, — говорит он.
— Спасибо, Адриан. Вы можете передать Адаму сообщение?
Адриан делает шумный вдох сквозь зубы.
— Пожалуйста, пожалуйста, — прошу. — Подождите здесь.
Бегу в комнату, выхватываю из-под матраца свой рисунок и мелок Мии.
Что можно написать? А если мое послание попадет не в те руки? В конце концов я пишу: «Возвращайся ко мне. Доверяй Адриану. XX».
Адам поймет, что это значит.
Дважды складываю листок и протягиваю его Адриану.
Он колеблется, смотрит на Мию, которая свернулась клубочком на кровати и тихо посапывает. Он берет листок и кладет его в нагрудный карман.
Вернувшись в камеру, он громко говорит:
— А теперь, пожалуйста, выпейте таблетку. Обещаю, от нее вам станет лучше.
Он вытряхивает таблетку из пластмассовой чашки мне на руку. Я сжимаю ее в кулаке.
— Замечательно, — говорит он, подмигивая мне. — До дна. Доброй ночи, Сара.
Когда он уходит, я возвращаюсь в ванную и бросаю таблетку в унитаз. Нажимаю на смыв, и она танцует в бурлящей воде, а затем исчезает.
Вскоре лампа в центре потолка гаснет и комната снова погружается в темноту. Теперь свет проникает
