— Просто устала, солнышко. Маме надо немножко вздремнуть. Я люблю тебя, моя ненаглядная.
— Люблю тебя.
Она опять наклоняется и целует меня.
Мои глаза закрываются. И тут она делает то же, что и Савл. Большим пальцем открывает мой правый глаз. Она иногда поступала так по утрам, когда я спала, а она хотела играть. Раньше это меня безумно раздражало, но сейчас мы смотрим друг другу в глаза, и я знаю, что больше никогда ее не увижу, и от этого к боли примешивается горько-сладкое чувство. Горькое, потому что мы прощаемся. Сладкое, потому что, если бы я могла выбирать, с кем быть рядом в последний миг, я бы выбрала именно Мию.
— Маме плохо, — повторяет она.
Ее глаза — самые синие на свете, точно как мои. Адам говорил, что в этой синеве можно раствориться. И теперь то же самое происходит со мной: я растворяюсь в Мии. Последнее, что я вижу, — ее бездонные глаза. Они заливают меня своим светом, и это причиняет боль, но боль прекрасную, боль, которая заслоняет все остальное. Синий цвет считается холодным цветом, но этот совсем другой — теплый, утешающий, обнадеживающий. Он заполняет меня до кончиков пальцев рук и ног, омывает кожу, сердце, легкие и разум. Я смотрю в глаза Мии и вижу, что она буквально окутана этим светом. Вокруг нее золотое сияние. Мой золотой ребенок.
— Люблю тебя, мама.
— Люблю тебя, Мия.
Слышится другой звук, что-то высокое и настойчивое. Но это уже не важно. Больше ничто не важно. Я больше не могу.
Адам
Подбегаю к воротам и вдруг сквозь туман слышу голос. Человек вне себя от счастья, только что не поет во всю глотку. Голос его доносится из-за стены.
Влетаю в ворота и замираю на месте. От входа идет гравийная дорожка, усаженная деревьями. За деревьями видны камни. Высокие, плоские каменные плиты. И тут я понимаю, куда попал. Это рисунок Сары, ее сон.
Тем временем голос делается все громче:
— Да! Да-а-а-а! Да-а-а-а!!!
Я и не глядя знаю, кто это кричит. А вот, кстати, и он. Носится между деревьями. Бегает, прыгает, даже пританцовывает. Я никогда не видел его таким и знаю, что такому поведению может быть только одна причина. Он сделал это. Он сделал то, что хотел. Он украл число у моего новорожденного ребенка, и теперь малышу осталось жить считанные часы.
Плевать на Савла. Надо найти Сару, найти нашего ребенка, но, наблюдая за ликующим Савлом, я чувствую, как в жилах закипает кровь. Он — не человек, а дьявол во плоти. Я это так не оставлю. Ему конец.
Бегу в его сторону.
Только когда я подбегаю совсем близко, он наконец видит меня. И заливается смехом.
— Адам, — восклицает он, — счастливый папаша!
Заглянув мне в лицо, он замолкает. Он не успевает выхватить револьвер, потому что я уже набрасываюсь на него. Я со всей силы врезаю головой ему в нос. Раздается треск.
Он отшатывается, закрывая лицо руками.
— Адам! — хрипит он. — Успокойся!!!
Но мне уже не успокоиться, потому что я увидел его число.
Его новое число.
2572075.
Умиротворенная, тихая смерть, теплая смерть, полная любви и света.
Число Сары.
— Ублюдок!
Я снова налетаю на него, но на этот раз он готов. Выворачивается и припускает бегом. Я лечу следом. Теперь ему не уйти от меня. Нас разделяет от силы пара метров. Гнев и бешенство придают моим движениям такую скорость, какой я за собой отродясь не помню. Кончики моих пальцев уже касаются его куртки. Я пытаюсь схватить его, но пока не получается. Вдруг он прыгает на постамент памятника. Держится за статую ангела и шарит на ремне, нащупывая револьвер.
На оружие мне ответить нечем. Все, что я могу, — это настичь его прежде, чем он выстрелит. Подскакиваю и обеими руками цепляюсь за его лодыжки. Он крепко держится за статую одной рукой и вытаскивает револьвер другой. Когда я делаю рывок вверх, его ноги теряют опору, а ангел начинает падать. Звучит выстрел, и я вздрагиваю. Я ничего не чувствую, и инстинктивно отшатываюсь оттуда, куда валится Савл в обнимку со статуей. Я падаю на бок, качусь по мягкой траве, твердому камню и снова по траве. Замерев, поднимаю голову и осматриваюсь. Савл неловко лежит на боку. Ангел упал на него и придавил. Одна нога Савла торчит из-под обломков под углом, под которым не может согнуться нога человека. Другая истекает кровью, струящейся из темной ранки, — оттуда, куда угодила пуля из его собственного револьвера. Тот, кстати, совсем рядом, в нескольких метрах от Савла.
— Адам! — орет Савл. — Вытащи меня!
Осторожно сажусь, ощупываю руки и ноги.
Я цел.
Он пытается высвободиться, но ничего не получается. Он наклоняется к обломкам статуи, обхватывает их руками и старается сдвинуть. Бесполезно.
Встаю на ноги и шагаю к нему.
Сперва он решил, что я ему помогу. Но я лишь нагибаюсь и поднимаю его револьвер. Я держу его обеими руками, разглядываю его, ощущаю его тяжесть.
— Ты не сделаешь этого. Ты сам знаешь, что не сделаешь этого, — говорит он.
Я вытягиваю руку и приставляю дуло револьвера ко лбу Савла. Он не сводит с меня глаз. Число Сары завораживает меня. Палец замирает на курке.
Краем глаза я замечаю какое-то движение. По земле прошмыгивает тень и исчезает позади могилы. Повернув голову, успеваю увидеть хвост, похожий на червяка.
Савл тоже это видит.
— Положи пушку и вытащи меня отсюда, — говорит он. — Тут крыса! Она рядом со мной! Она залезла на меня, Адам! Вытащи меня!!!
Он машет руками в сторону своих заваленных обломками ног, и тут я впервые смотрю на его кисти. Они все красные, как будто одеты в алые перчатки.
— Чья это кровь? — спрашиваю.
— Что? — Он по-прежнему размахивает руками. — Убирайся! Что?
— Чья кровь у тебя на руках?
На секунду он замирает и смотрит на свои пальцы.
— Моя, придурок. Ты мне нос сломал.
Это верно, его нос кровоточит. Темная струйка стекает в рот, лицо тоже немного измазано. Ну провел по лицу ладонью, вот и все. Почему руки-то все в крови? По крылу ангела пробегает еще одна крыса. Замерев на краю, она принюхивается к влажному воздуху и направляется к Савлу.
Если Савл и его кровь привлекают крыс, то с Сарой точно произошло что-то ужасное. Мне нужно немедленно найти ее. Я мог бы выстрелить в Савла. Мог бы размозжить ему башку. Но у меня есть дело куда более важное.
— Чтоб ты сгнил в аду, Савл, — говорю сквозь зубы.
Разворачиваюсь и убегаю.
До него не сразу доезжает, что я делаю. Спустя несколько секунд он начинает умолять, отчаянно крича мне:
