используя камни и кости; расписывали пещеры и скалы грубыми, но нередко талантливыми рисунками. Они изготовляли самые разнообразные орудия, меньшие по размеру, но гораздо более сложные, чем у неандертальцев. В музеях уже собрано немало таких орудий, а также статуэток, рисунков на камнях и т. п.
Самые древние из этих людей были охотниками, преимущественно на диких лошадей (маленьких пони) и бизонов. Им известны были и мамонты, от них остались поразительные рисунки мамонтов. Если верить одному не совсем разборчивому изображению, они устраивали ловушки на мамонтов и убивали их.
Охотились они с помощью копий и камней. По всей видимости, луков у них не было, и вряд ли они умели приручать животных, в том числе собак. Найдена резная голова лошади и несколько рисунков, на которых угадывается уздечка. Но тогдашние маленькие лошади не могли удержать на себе человека. И вряд ли они научились употреблять в пищу такой неестественный для людей продует, как молоко животных.
Похоже, что они не сооружали еще никаких строений, хотя у них могли быть шатры из шкур. Среди находок встречаются глиняные фигурки, но нет посуды, и потому приготовление пищи было, вероятно, весьма примитивным или вообще отсутствовало. Не знали они и земледелия, не умели плести корзины и выделывать ткани. Если не считать одежды из шкур, это были дикари с раскрашенными телами.
На протяжении, вероятно, ста веков эти древнейшие из известных нам людей охотились в степях и на равнинах Европы, а потом стали медленно изменяться и мигрировать из-за перемены климата, который становился все более влажным и мягким. Северный олень отступал к северу и востоку, а вслед за ним бизоны и дикие лошади, которых сменил олень благородный. В связи с новыми условиями жизни изменился и характер орудий. Очень важную роль стало играть рыболовство на реках и озерах, для него появилось множество сложных приспособлений. Как пишет де Мортилье[7], «костяные иглы того времени гораздо совершеннее более поздних, использовавшихся вплоть до эпохи Возрождения. У римлян, например, не было ничего подобного».
Двенадцать — пятнадцать тысяч лет назад на юге Испании появился новый народ, увековечивший себя в замечательных наскальных рисунках и названный по пещере Mac д’Азиль азильцами. У них уже был лук, и, судя по всему, они носили на голове украшения из перьев. Их выразительные рисунки отличались своеобразным символизмом (человек, например, изображался несколькими мазками — вертикальным и двумя-тремя поперечными), что свидетельствует о зарождении идеи письменности. Рядом со сценами охоты нанесены какие-то метки, похожие на счетные засечки. Один рисунок изображает двух людей, выкуривающих из дупла пчел.
Это последние из палеолитических людей (т. е. относящихся к Древнему Каменному веку), называемых так потому, что они делали орудия путем скалывания. Десять — двенадцать тысяч лет назад в Европе затеплилась жизнь нового вида — люди научились не только скалывать камни, но и полировать и заострять их. С этого начинается цивилизация, иначе говоря, Неолит (Новый Каменный век).
Интересно, что менее столетия назад в самой отдаленной части света, в Тасмании, существовала раса людей с более низким физическим и умственным развитием, чем любая из древнейших человеческих рас, оставивших свои следы в Европе. По причине географических изменений тасманийцы очень давно были отрезаны от остальных видов человека и, не имея достаточных стимулов, совершенно не прогрессировали, а возможно, и вырождались. Когда их обнаружили европейцы, они существовали, питаясь моллюсками и мелкой дичью, не устраивая себе постоянных жилищ и обитая в норах. По своей видовой принадлежности это были такие же люди, как и мы, но они не обладали ни навыками ручного труда, ни художественными способностями, присущими первым настоящим людям.
IV. ПЕРВОБЫТНОЕ МЫШЛЕНИЕ
Зададимся теперь весьма интересным вопросом: что значило быть человеком в отдаленные времена, в самом начале человечества? Как и о чем думали люди, чья жизнь заключалась в охоте и постоянном передвижении с места на место? Никаких письменных свидетельств об этом нет, и нам остается только, основываясь на логических построениях, гадать, чтобы получить хоть какие-то ответы.
Пытаясь реконструировать первобытное мышление, ученые обращались к самым разным источникам. Новейшие достижения психоанализа, исследующего процессы, посредством которых ограничиваются и преодолеваются эгоистические и эмоциональные побуждения ребенка во имя согласования их с общественной жизнью, в немалой степени объясняют историю первобытного общества. Другой плодотворный источник — исследование понятий, представлений и обычаев у существующих до сих пор диких племен. Кроме того, имеются, так сказать, окаменелости мыслительного процесса в фольклоре и глубинно-иррациональных предрассудках и суевериях, свойственных даже современным цивилизованным людям. Наконец, по мере приближения к нашей эпохе, появляется нарастающий поток картин, рисунков, статуй, резных изображений, символов и т. п., которые показывают, что именно люди считали заслуживающим внимания, а следовательно, и изображения.
Возможно, мышление первобытного человека было таким же, как у ребенка, то есть представляло собой последовательный ряд воображаемых картин. Он вызывал в своем уме образы (или образы сами представлялись ему) и действовал в зависимости от возникающих при этом эмоций. По-видимому, логическое мышление — сравнительно позднее достижение человечества, оно стало играть заметную роль только в последние 3000 лет. Но и теперь те, кто мыслит упорядоченными категориями, составляют незначительное меньшинство — практически весь мир живет воображением и страстями.
Возможно, на заре истинно человеческой истории сообщества людей представляли собой небольшие родовые группы. Подобно тому, как стада и стаи первых млекопитающих возникли из членов одной семьи, так же, вероятно, было и у древнейших племен. Но при этом требовалось как-то ограничить природный эгоизм каждой особи (например, посредством страха перед отцом и уважения к матери), а также смягчить естественную зависть стариков к молодежи. С другой стороны, мать по самой своей природе была советчицей и защитницей молодых и беспомощных. Общественная жизнь человека выросла из противостояния почти физиологического стремления молодых покидать племя для спаривания и опасности полной изоляции. Талантливый антрополог Дж. Аткинсон[8] в своей книге «Первобытный закон» («Primal Law») показал, насколько обычный закон дикарей,
Некоторые авторы хотели бы убедить нас, что уважение к старикам и страх перед ними, а также эмоциональное восприятие женщины-защитницы, гипертрофированно отображаясь в сновидениях и обогащенное игрой фантазии, послужило основой для первобытной религии и возникновения представлений о богах и богинях. Наряду с почитанием сильных и полезных личностей возникали страх и поклонение, связанные с их появлением после смерти в сновидениях. Нетрудно было поверить, что они не умерли, а каким-то фантастическим образом переселились в некий могущественный мир.
Сны, воображение и страхи у ребенка значительно ярче и реальнее, чем у современного взрослого человека. Ребенок ближе к животным, и ему легче представить, что у них такие же чувства и побуждения, как у него. Он может вообразить животных-помощников, животных-врагов, животных-богов. Только тот, кто обладал в детстве богатой фантазией, может понять, насколько важными и значительными, зловещими и дружественными могли представляться человеку Древнего Каменного века причудливого вида скалы, необычной формы деревья и т. п. Сновидения и фантазия могли рождать рассказы и легенды о них, которым верили и запоминали, передавая из уст в уста. Женщины пересказывали их детям, таким образом возникла устная традиция. Впечатлительные дети и сегодня придумывают длинные истории про своих любимых кукол, животных и даже каких-то фантастических полулюдей. Возможно, то же самое было свойственно и первобытному человеку, но с еще большим желанием поверить в реальность своего вымысла. К тому же первые из известных нам настоящих людей отличались большой словоохотливостью по сравнению с неандертальцами, которые, возможно, были просто немыми животными. Впрочем, первобытная речь, скорее всего, представляла собой скудный набор наименований, восполнявшийся
