только во второй половине XIX века, тем более что сам процесс накопления знаний ограничивался небольшим кругом независимо мыслящих людей. Без такого, по английскому выражению, явления, как private gentleman[56], наука не смогла бы ни возникнуть в Греции, ни возродиться в Европе. Хотя для развития научной и философской мысли этого периода университеты сыграли свою роль, она была отнюдь не самой главной. При отсутствии общения с независимыми умами организованному обучению присущи робость мысли и консерватизм, отсутствие инициативы и неприятие новшеств.
Мы уже говорили об основании Королевского общества в 1662 г. и его деятельности по воплощению идей бэконовской «Новой Атлантиды». В XVIII веке значительно продвинулось понимание сущности материи и движения, успешно развивалась математика, появились микроскопы и телескопы и произошло возрождение анатомии. Геология, провозвестниками которой были Аристотель и Леонардо да Винчи (1452—1519 гг.), начала свою работу по расшифровке летописи, запечатленной в камне.
Развитие физики повлияло на металлургию, что, в свою очередь, благодаря возможности обрабатывать массы металла и других материалов привело к множеству практических изобретений. Появившиеся в большом количестве новые машины совершили революционный переворот в промышленности.
В 1804 г. Тревитик приспособил машину Уатта для перевозок и построил первый локомотив. В 1825 г. была открыта первая железная дорога между Стоктоном и Дарлингтоном, и «Ракета» Стефенсона с тринадцатитонным поездом достигла скорости сорок четыре мили в час. Начиная с 1830 г. железные дорога быстро разрастались и к середине столетия покрыли всю Европу.
Резко изменилось одно из постоянных условий человеческого существования — максимальная скорость передвижения на суше. После катастрофы в России Наполеон проехал из Вильно в Париж (около тысячи четырехсот миль) за триста двенадцать часов со средней скоростью пять миль в час. Обычный путешественник не одолел бы этот путь и за удвоенное время. Такой же была максимальная скорость при езде между Римом и Галлией в I веке н. э. И вот произошла потрясающая перемена. Железная дорога сократила этот путь для обычного путешественника до сорока восьми часов и менее. Иначе говоря, расстояния в Европе уменьшились почти в десять раз, то есть стало возможным эффективно управлять десятикратно большими территориями, хотя значение этого фактора не осознано как следует до сих пор. Европа остается в границах, возникших в эпоху лошади, зато в Америке последствия не заставили себя ждать. Для экспансии Соединенных Штатов на запад это означало непрерывную связь с Вашингтоном, как бы далеко ни отодвигалась граница в глубь континента. Возникало единство, при других условиях невозможное.
Паровые суда поначалу даже опережали сухопутный транспорт. В 1802 г. на канале Фирт-оф-Клайд уже плавала «Шарлотта», а в 1807 г. американец Фултон построил на Гудзоне у Нью-Йорка пароход «Клермон» с английскими паровыми машинами. Первый морской пароход «Феникс» тоже был американским и ходил между Нью-Йорком и Филадельфией. Американцы первыми переплыли Атлантический океан на паровом судне («Саванна», 1819 г.). Но все это были колесные суда, не приспособленные для штормовой погоды, поскольку лопасти колес легко повреждались и оставляли судно беспомощным. Винтовые суда появились далеко не сразу, и лишь к середине XIX века морские пароходы превзошли по общему тоннажу парусный флот. Далее морской транспорт развивался быстрыми темпами. Впервые стало возможным более или менее точно знать продолжительность рейса. Ускорились трансатлантические плавания, которые прежде длились неделями, а то и месяцами. В 1910 г. быстроходные суда пересекали Атлантический океан менее чем за пять дней, и их прибытие определялось с точностью до часа.
Одновременно с развитием парового транспорта, благодаря исследованиям Вольта, Гальвани и Фарадея в области электричества, возникли новые средства связи. В 1835 г. появился электрический телеграф, а в 1851 г. был проложен первый подводный кабель между Францией и Англией. Всего за несколько лет сеть телеграфов покрыла цивилизованный мир, и новости, которые раньше медленно передавались от одного места к другому, стали распространяться по всему свету практически одновременно.
Железные дороги и электрический телеграф для людей середины XIX века — самые поразительные и революционные изобретения, но они были всего лишь первыми плодами более глубокого процесса. Технические знания и умения расширялись и развивались гораздо быстрее, чем в предыдущие века. Не столь заметным в повседневной жизни, но в конечном счете гораздо более важным явилось развитие металлургии. До середины XVIII века железо добывалось из руды с использованием древесного угля и обрабатывалось посредством ковки небольших болванок. Этот материал был пригоден только для ремесленников, его качество в значительной степени зависело от их опыта и мастерства. Получавшиеся небольшие массы железа не превосходили двух-трех тонн (именно этим определялся предел для калибра пушек). В XVIII веке появилась домна, усовершенствованная благодаря применению кокса. До XVIII века не знали катаного железа в виде листов, круглых болванок и полос (1783 г.). Паровой молот Несмита был изобретен лишь в 1838 г.
Древний мир не мог как следует использовать пар уже по причине слабого развития металлургии. Даже примитивную паровую машину нельзя построить без листового железа. Первые машины кажутся нам жалкими и неуклюжими, но металлургия того времени не могла создать ничего более совершенного. Только в 1856 г. появился бессемеровский процесс, а еще позднее (1864) — мартеновская печь, где сталь выплавляли в неслыханных ранее количествах. Сегодня в электрической печи можно видеть тонны раскаленного железа, напоминающего кипящее молоко. Ничто из прежних практических достижений человечества не сравнится по своим последствиям с властью над огромными массами железа и стали и способностью регулировать их качество и структуру. Железные дороги и паровые машины были лишь первыми триумфами металлургии, затем появились железные и стальные корабли, огромные мосты и новые способы строительства с широким применением стали.
До XIX века не существовало судов грузоподъемностью более 2000 тонн; в наше время никого не удивляет лайнер в 50 000 тонн. Некоторые люди с презрением относятся к прогрессу, породившему «гигантоманию», что свидетельствует только об их умственной ограниченности. Огромный стальной корабль — это вовсе не увеличенная копия малых судов прошлого, а принципиально иное явление — он легче и прочнее, построен не на глазок по эмпирическим правилам, а на основе сложнейших вычислений. В старых домах и кораблях господствовал материал, которому все беспрекословно подчинялось. Отныне он покорен и подвластен воле человека. Извлеченную из-под земли руду плавят и прокатывают, чтобы в конце концов вознести блестящим тонким куполом в шестистах футах над городом!
Все эти подробности о металлургии железа мы привели в качестве иллюстрации. То же самое относится к меди, олову и многим другим металлам, в том числе и таким неизвестным до XX века, как никель и алюминий. Блестящие победы технической революции связаны со все возрастающим использованием самых разнообразных материалов. Но все-таки мы пожинаем только первые плоды, нам еще предстоит применить на практике добытые знания, хотя многие приложения науки оказались неразумными, вульгарными и даже ужасными.
Одновременно с развитием механических возможностей возникла новая наука об электричестве, но только в 80-х годах XIX века эта отрасль начала приносить плоды, способные поразить воображение простого человека. Как-то совершенно неожиданно появились электрический свет и электрическая тяга, возможность передачи
Сначала передовыми нациями в этом приумножении знаний были англичане и французы, однако наученные Наполеоном смирению немцы[57] показали такое рвение и упорство в научных исследованиях, что превзошли их.
Английская наука создавалась главным образом вне традиционных центров образования и знаний. Университеты пребывали в состоянии застоя и оставались по большей части в руках педантичных приверженцев латинских и греческих классиков. Французское образование также всецело находилось под влиянием классической традиции иезуитских школ. Немцам нетрудно оказалось создать сообщество исследователей, пусть немногочисленное, но довольно значительное по сравнению с одиночками- изобретателями и экспериментаторами в Англии и Франции. Научная работа делала эти страны богатыми и
