— Не выгоден бешеный миллиард ни министерству, ни нашему управлению. Докучает Стрелецкий с залетной артисткой. Ему премии хочется. Заварухину — то же самое… Какой проект написан, тот и надо исполнять. За пятилетку построим отрезок дороги до Искера, а там, глядишь, отмерят очередь. Куда спешить? Гоняться за актрисами? Сейчас Стрелецкий с Заварухиным предлагают бросить людей и технику на штурм болот, не обеспечивая себя базами. Какой тут план? Это неуважение к плану, к нашему закону. Увязнем в трясине! По приказу Стрелецкого мы форсируем Еланское болото, ради чего? Он похвалился заместителю министра, а мы убиваемся в лесу…
Кваша плюхнулся на сиденье, довольный, колотил себя кулаком по коленке. «Смело!» — шептали ему из-за спины.
Фокин постучал кончиком карандаша по столу, призывая всех к тишине, лицо его стало строгим.
— Вас поняли, — прокомментировал Фокин выступление начальника мехколонны. — Слово Семену Васильевичу.
Заварухин вскочил в заднем ряду, у шкафа с сувенирами, потряс костлявой рукой в воздухе, указал ею туда, где сидел в передней части кабинета, справа от председательского места, Стрелецкий.
— У меня эта артистка вот где! — он энергично похлопал себя по длинной шее. — Этой идее даже названия нет. Это не рацпредложение, не изобретение, а стратегический расчет. Тут кивают на Митрофанова, дескать, он нам идеи дает… Это же чепуха! Он физинструктор, а не инженер и не ученый. И ни за какими он артистками не гоняется! — Семен великодушно ухмыльнулся. — А я предлагаю государству гигантскую выгоду, и надо мной уже несколько месяцев потешаются, как над шутом. Тут затеваются рассуждения о болотах, о трудностях. Да, смелая научная мысль сама по себе безнравственна, затруднительна для реализации, требует перегруппировки сил, от нее проще отречься. Старики и увальни боятся молодых актрис… Это понятно… Идея как ветер, и чем он могущественнее, тем сильнее буря, а штормовая качка слабых выбрасывает на берег или топит в пучине… Стрелецкий бросился в эту бурю, но он — неумелый капитан. Паруса наладить не может. Вот и прислали нам ревизора… На днях Стрелецкий побахвалился перед заместителем министра штурмом одолеть до десятого августа Еланское болото, да у него кишка тонка. Тучи сгущаются, дожди в тайгу нагрянули. Промашка выходит с хвастовством. Так что не сотнями тракторов гатить болото, а сотнями мыслей. А если вам, товарищ Кваша, эти идеи дает физинструктор, то берите их у него! Какая вам разница, в чьей голове мысли растут? Работать способны лошади и трактор, а мы-то люди! Девиз научно-технической: смекалка, смекалка и смекалка! Только, извините, за смекалку-то придется платить денежки! А кто мне за докуку в миллиард рублей заплатит? Товарищ Стрелецкий? Беспомощен! С него за отсутствие смекалки я предлагаю удержать квартальную премию.
Смех рассыпался горохом, заскрипели стульями в кабинете, одни прикрывали улыбку ладонью, другие кашляли в кулак и качали головой.
Заварухин сел, утонул за спинами впереди сидящих, звенел беспокойно стеклом сувенирного столика, шаркал ногами.
— Мнения вроде бы разделились, — шевеля пушистыми усами, бубняще прокомментировал Фокин. — Для одного миллиард — чужая актриса, для другого — любимая супруга. Замечу: делить доходы рановато, мы обсуждаем замысел, выгода лишь впереди. Кстати, что за мыслитель… э-э… какой-то физинструктор?
Сидящие притихли на мгновение, затем тишина разрядилась смехом.
— Шутник! — пожал плечами один.
— Юродивый! Не от мира сего…
Фокин поворачивал голову на реплики, пытаясь задержать чей-нибудь взгляд, поднять комментатора и выспросить, но все уклонялись от объяснений.
Встал коренастый, лобастый, одетый в модный бежевого цвета иноземный костюм Бородай. «Наряжает его Златогривка», — ревниво отметил Павел.
— Мы не боимся хозяйственных штормов! — глуховато, но внятно объявил Бородай. — Главный инженер отважно повел нас на ломку ошибочного проекта, но не согласовал свои приказы с существующими правилами. Это факт. Если же имеются более выгодные варианты, предлагайте! А пока вариант Заварухина — Стрелецкого перспективен. Давно долдоним об экономических стимулах. У нас стало поговоркой: «Зот-физинструктор все знает!» или: «Физкульт — с приветом!» — и шевелят пальцами у виска… Мы как бы в стороне, хотя видим, что без хозяйственной смекалки люди равнодушны к призывам. Экономика не продвинется, если в ее упряжке будут два коня: сознательность и несознательность. Нужен коренник — заинтересованность! Он вывезет из любой ситуации. А Павел Николаевич его не запряг и поехал…
«И он по мне лупит, гад! — свинцовым гневом наливался Павел. — Сговорились, подлецы, не хотят пропустить поезд в Искерскую к десятому августа!» Раздражение росло и против Фокина, деликатно ведущего дискуссию. Павел навел очки на пол, сдерживая гнев, сжал губы, чтобы не выдать злобу. Мысль его пульсировала: «Физинструктор… Идеи… Позор! Выбросьте из головы Митрофанова!.. Да, я дал слово заместителю министра! Но я же и метод предложил, с помощью которого можно пробиться через тайгу и болота к десятому августа!..»
В этот момент дверь в кабинет отворилась, и заглянувшая Зина поманила Павла рукой. Стрелецкий, выйдя в приемную, поднял телефонную трубку. Секретарша негромко предупредила, что главного инженера домогается воспитательница. В трубке Павлу почудился шум: то ли кашель, то ли карканье, а может, это у него в висках стучало от неостывшего гнева и духоты. С трудом он понял смысл Дашиных слов: «Муж приехал. Я ему призналась…»
Павел оглянулся на Зину, та стояла за спиной, чутким ухом улавливала странные звуки. Когда до сознания Стрелецкого дошло, что муж Ивушкиной пошел в управление, он содрогнулся, словно по его нервам пропустили электрический ток, и тотчас понял, что из всех пор его организма исчезают куда-то эмоции, что тело его лишается чувств, оно очищается от переживаний, болей, в нем начинают циркулировать только мысли. Да, мысль заполняла все вены, она циркулировала в нем вместо крови… Мелькнул силуэт Зиночки, но секретарша превратилась для него в функцию приемной, как и все люди, которые заседали в кабинете.
— Зот предсказывал нам несчастье… — донеслось из телефонной трубки, и дальше начался вихрь мыслей, они слетались, сматывались в голове клубком, но мозг быстро реагировал на информационный шум и обращал его в логический порядок.
— Чувства отменяются, — пророкотал голос, который вырвался из груди Павла. — Жду информации. Прием.
В ответ Даша то ли всхлипнула, то ли каркнула что-то обидное. Это совершенно не касалось его эмоций. Он равнодушно положил трубку на рычаг, твердым шагом вернулся в кабинет. Он догадался, что уже не человек, а биоробот, но ничего с собою поделать не мог.
— Перекур! — объявил он жестко.
Фокин, сидевший за столом в хозяйской позе, услышав металлический приказ вошедшего, не удивился, послушно повторил:
— Перерыв на десять минут, — и ударил по кнопке шахматных часов, поставленных Павлом Николаевичем на стол для регламентирования совещания. — Что случилось?
Электронным голосом Павел ответил:
— Дискуссия прекращается. Саботаж отменяется. Будем выполнять план.
Фокин виновато поморщился, подымаясь с кресла, вышел из-за стола, указал на кресло человеку, которого звали Павлом Николаевичем Стрелецким, но который вдруг стал каким-то другим, механически действующим автоматом. Его лицо и весь вид изменились за те несколько минут, пока он отсутствовал в кабинете.
— Веди дискуссию после перерыва, — предложил ему Тихон Ефимович.
— Дискуссия прекращается, — словно электронный голос исходил из уст Павла. Он чувствовал сам, что превратился в биоробота.
Участники совещания выходили из кабинета в коридор, в фойе, на ходу закуривали, удалялись в туалет, соединялись в группы для беседы, а им навстречу, не считаясь с препятствиями, игнорируя возглас секретарши, цепляясь плечами за плечи выходящих, задевая стулья, пер словно танк Лука Петрович. Вот он
