Физически она чувствовала себя намного лучше, чем прежде, но морально была подавлена. Встреча с Гарреттом, состоявшаяся днем, не помогла Анаис окончательно избавиться от страхов и терзающих ее сомнений.
– Вы украсите прическу жемчужинами этим вечером, леди Анаис? – осведомилась Луиза, повернувшись и заколов прядь ее волос. – Это как-никак канун Нового года, возможно, немного броских украшений в такой праздник не помешает.
– Я так не думаю, Луиза. В конце концов, это всего лишь ужин.
– Как вам будет угодно, мисс.
– Хотя я, возможно, повяжу голубую ленту сегодня вечером.
– Я добавлю перьев, мисс? Переплетенный лентой пучок выглядит гораздо лучше, когда он украшен перьями.
– Перья были бы весьма кстати.
– Значит, вы собираетесь надеть голубой шелк? – спросила Луиза, и Анаис бросила взгляд на кровать, туда, где на стеганом покрывале было разложено бирюзовое платье. – Леди Энн решила украсить свой наряд павлиньими перьями, они восхитительно смотрелись бы с этим оттенком голубого. Очень по- восточному, если вы позволите мне такое сравнение, мисс.
– Да, – тихо отозвалась Анаис. «Моя восточная гурия» – так однажды назвал ее Линдсей. И как же она хотела быть такой женщиной для него! Казалось, он сказал ей это давным-давно, хотя на самом деле с тех пор не прошло еще и года. Сколько же всего произошло за такое короткое время – и насколько иначе теперь все было…
Анаис закрыла глаза, когда Луиза принялась подкалывать еще одну прядь волос в тугой пучок. Лицо Гарретта ярко вспыхнуло перед мысленным взором – красивое, преданное, надежное. Потом появилось лицо Линдсея, и Анаис открыла глаза, чтобы отогнать навязчивый образ, но все еще видела самого желанного мужчину на свете, явственно представляла, как он лежит обнаженный в постели, лаская ее.
Анаис позволила себе слишком много ночей блаженства с Линдсеем. Даже при том, что она любила его – и, несомненно, будет любить всегда, – у них не могло быть общего будущего. Только не теперь, когда прошлое было полно лжи… Анаис не могла поступить с ним так – предать его во второй раз. Лучшим выходом в этой ситуации было думать, что иногда для того, чтобы соединить двух людей навеки, одной любви недостаточно. Брак должен быть основан на чем-то большем, чем просто любовь и взаимная страсть. Для семейной жизни требовались честность, доверие, открытость – Анаис понимала, что слишком малодушна для того, чтобы дать все эти вещи Линдсею.
– Что ж, мисс, прежде чем я закончу с вашей прической, могу ли я попросить у леди Энн, чтобы она дала нам несколько перьев?
Анаис отвела задумчивый взгляд от платья и посмотрела в зеркало, заметив, как пристально наблюдает за ней горничная.
– Это было бы прекрасно, Луиза.
– Буду через минуту, мисс, – присела в реверансе служанка.
Не отрываясь от зеркала, Анаис проводила ее взглядом, потом скользнула взором по своим грудям, вздымавшимся над оборками корсета. Память тут же услужливо нарисовала образ Линдсея, проводящего губами по голубой вене, поднимавшейся от груди к шее. Дрожа, Анаис ощущала его прикосновения снова и снова. Вспоминала, как сверкали его глаза в приглушенном отблеске свечи. Он буквально пожирал Анаис этим сияющим взглядом, особенно когда она предложила ему поласкать свои груди.
Анаис с трепетом провела ладонями по предплечьям, наблюдая, как мерцает огонь в камине, пробиваясь вверх через дымоход. От пламени исходил жар, и все-таки Анаис дрожала. Совсем не от холода, а от восхитительного ощущения, вспоминая, как Линдсей взял ее сосок ртом и ласкал до тех пор, пока лоно не сжалось в томительном предвкушении.
Анаис отвела взгляд от зеркала: она не могла смотреть на собственные груди в отражении, не думая о Линдсее и его темной голове, склонившейся к ним. Дверь спальни отворилась, и Анаис попыталась выкинуть из головы все эти порочные картины, мелькавшие в сознании. Она призвала всю свою выдержку, боясь, что Луиза может заметить и разгадать ее состояние. Дверь снова закрылась, так внезапно, что у Анаис перехватило дыхание. Она снова метнула взгляд в зеркало – и чуть не лишалась чувств, увидев отражение…
Линдсей, красивый, мужественный Линдсей стоял, прислонившись к двери, его черный пиджак и пальто были перекинуты через руку, его белая льняная рубашка, без жилета и шейного платка, распахнулась у горла, открывая загорелый участок кожи и еле заметные темные шелковистые завитки, покрывавшие грудь и живот. Его облегающие брюки, заправленные в черные, начищенные до блеска сапоги, демонстрировали очертания его мускулистых бедер.
Вьющиеся волосы Линдсея растрепались, будто от ветра, рассыпавшись в беспорядке, и это тоже казалось типично мужским – то, как пряди разметались у лба, свободными волнами спускаясь к шее. Анаис почти видела, как он откинулся на шелковых подушках в своей тайной комнате, в этом турецком шатре, предаваясь восточной праздности и вдыхая ароматные пары опиума.
Стоя вот так сейчас перед Анаис, он каждой клеточкой своего существа выглядел распутником, и она впервые заметила, что в его глазах мерцает любопытство. Да-да, глаза блестели, но необычно, Анаис никогда прежде не замечала в них этих странных искорок.
Неужели Линдсей только что баловался опиумом? И именно это было причиной столь необычного сияния в его взоре?
– Добрый вечер, мадам. Счастлив застать вас в одиночестве. Это уберегло меня от множества затруднений.
Тихий, но настойчивый щелчок эхом отозвался в стенах комнаты. Линдсей запер дверь.
Его голос звучал иначе – несколько отдаленно и сухо, и Анаис ощутила беспокойную дрожь, пробежавшую по спине. Линдсей неспешно вплыл в спальню, медленно, с особым вниманием обводя взглядом стены, скользя глазами по горящим на столах лампам. Анаис следила за направлением его взора, теряясь в догадках, какие же мысли бушевали сейчас в сознании Линдсея, с какой это стати масляные лампы вдруг стали представлять для него такой интерес. И тут она увидела, как горящие лихорадочным блеском глаза остановились на ней, потом скатились к линии ее декольте и животу. В этот момент Анаис осознала, что Линдсей рассматривает ее – внимательно рассматривает, явно замечая то, что она так упорно пыталась от него скрыть.
Пристальный, испытующий взгляд скользнул вверх, встретившись с ее взором: глаза Линдсея казались сейчас темнее, чем обычно, они горели насыщенным зеленым светом и все ярче сверкали – но от чего, Анаис даже предположить не могла.
– Ты зажгла лампы, очень любезно с твоей стороны. Однако, насколько я знаю, ты предпочитаешь нежное, еле заметное мерцание свечи?
– Нельзя одеться при свете одной свечи.
– Нельзя, зато можно от души поразвлечься в этом приглушенном свете – на самом деле так намного приятнее.
Анаис сглотнула вставший в горле комок, чувствуя, как ее с головой накрывает волной страха.
– Прекрасный, прекрасный ангел, – прошептал Линдсей, медленно покачивая головой.
– Я – не ангел.
– Конечно, ты не такая. Ты – падший ангел.
– Для чего ты пришел сюда, Линдсей? – тихо спросила Анаис, опустив взгляд на свои дрожащие пальцы, лежавшие на коленях.
– А как ты сама думаешь?
Анаис подняла глаза: он буквально буравил ее взглядом. Она снова отвела взор, не в силах выдержать это неумолимое, суровое выражение.
– Не знаю, но, умоляю, не мучай меня больше!
– Мучить тебя? – передразнил он с фальшивым смехом. – Ты не знаешь значения этого слова. Ты никогда не чувствовала, как когти муки разрывают тебе душу. Ты никогда не была в аду.
– А ты был?
– Да. – По-прежнему не отрывая от Анаис пронзительного взгляда, он бросил свое пальто на кровать. –
