с закрытым. Правда, по мнению Надьхаю, отвечать вообще радости мало.
Тетя Дёрди спрашивала наизусть стихотворение, в котором рассказывалось про какого-то мальчика, чей папа много работает, но все же хороший человек. Что там произошло с ними дальше, Кати не уловила, потому что, дождавшись наконец, когда две сидевшие перед ней девочки перестанут оборачиваться, стала разглядывать их сама. У одной волосы были совсем белые и так коротко подстрижены, что виднелись мочки ушей. Кати разглядела надпись у нее на тетрадке: девочку звали Като Немеш. Весь урок она просидела неподвижно, заложив руки за спину.
«Эта вроде нашей Эржи Лакатош, — вспомнила Кати. — Эржи тоже была самая лучшая в классе: и не пикнет никогда!.. Шариков у нее не хватало».
Соседку Като звали Борбала Феньо; она была длинная как жердь. И все время чистила-начищала свои ногти. А иногда вдруг прерывала это занятие и поднимала руку; когда же ее вызывали, отвечала, раскачиваясь всем телом то вперед, то назад. Кати подумала: а могла бы она вообще произнести хоть слово, стоя спокойно?
В соседнем ряду, том, что шел вдоль окон, ближе всех к Кати сидел мальчик с лошадиными зубами. Кати сейчас же окрестила его про себя Коняшкой. Он тоже не очень старался слушать стихотворение и целый урок рисовал что-то. Очень скоро выяснилось, что это было. Он вырвал из тетради листок, на котором рисовал, и показал его Кати. Вокруг него ребята давно уже хихикали. На листке была нарисована девочка в длинной юбке с разлетавшимися по сторонам косичками. Лицо нарисованной девочки было все затушевано черным карандашом, из чего Кати сразу поняла, что рисунок изображает ее.
Коняшка, гримасничая, размахивал листочком. Губы у Кати тоже растянулись в улыбку. А где-то внутри, глубоко-глубоко, там, куда не мог заглянуть ни Коняшка, ни, пожалуй, сама тетя Дёрди, накипали слезы.
— Кати, ты почему не слушаешь? — донесся вдруг до нее голос тети Дёрди.
То и дело взлетавшие красные бантики на концах черных кос окончательно увяли. Поверх голов весело пересмеивавшихся ребят она смотрела в окно. В окне видно было небо, маленький, в ладошку, светло-голубой кусочек. Дома они в это время бежали бы с Надьхаю сломя голову вдоль железной дороги, прыгали бы, смеясь, со шпалы на шпалу, пока рельсы не свернут в сторону, потом кубарем скатились бы с насыпи вниз, на траву, и, бросившись навзничь, лежали бы и долго-долго смотрели в голубое небо — до тех пор, пока не заболят глаза…
Раздался звонок. Дежурный выгнал всех в коридор. Выгнал и Кати, которая дольше всех задержалась в классе, — все сидела, опустив голову на руки, и смотрела не отрываясь на клочок неба за окном.
Высокая девочка с косами — волосы у нее были заплетены совсем как у Кати — тоже выходила из класса с опозданием. Глазищи у нее были что пуговицы от пальто. Она подняла свои глаза-пуговицы на Кати и сказала:
— Привет!
— Привет! — отозвалась Кати и бросилась вперед.
— Не лети, — остановила ее девочка.
Кати задержалась в дверях.
— Меня зовут Мари Гараш, — сказала большеглазая, догнав Кати. — Смотри, а у нас с тобой ленты совсем одинаковые!
— Ага! — кивнула Кати и спросила: — Ты знаешь, кто это там, на картине?
— Который? Тот, что с усами? — уточнила Мари.
— Нет, вон тот, в фуражке, — показала Кати на фотографию в золотой рамке.
— Так ты и этого не знаешь? — ужаснулась Мари Гараш. — Это же Гагарин! Который к звездам летал!
— Ну и проваливай! — буркнула Кати и отвернулась.
Она страшно рассердилась. И не в том вовсе дело, что на ее вопрос Мари сказала: «Ты и этого не знаешь!» Если б знала, не спрашивала бы, ясное дело, но за нос себя водить она не позволит! К звездам он, видите ли, летал! Еще чего придумает! На крыльях может человек взлететь к звездам, про это Кати и сама уже слышала, но чтоб вот этот, в простой солдатской фуражке… Надо же такую чушь выдумать!
Но на следующем уроке она все же то и дело поглядывала на фотографию. Уж очень уверенно смотрит молодой военный на классную доску, — может, большеглазка все-таки правду сказала?
А только зря этот военный улыбался, глядя на доску; тетя Дёрди написала там такой сложный пример на умножение, что Кати уж и не чаяла дожить до звонка.
На этот раз она первой вылетела из класса, чтобы не слышать, как командует дежурный и гонит всех вон. Она остановилась в оконной нише и стала смотреть во двор. Пересчитала деревья, потом кусты, потом опять деревья, потому что забыла, сколько насчитала.
Коняшка остановился возле нее и хотел что-то сказать, но Кати не замедлила посоветовать ему:
— Иди-ка ты к черту!
Мальчишка исчез.
Уголком глаза Кати следила за одноклассниками. Почти все собирались завтракать и вынимали из салфеток или прозрачных нейлоновых пакетиков принесенные с собой бутерброды. У Борбалы Феньо между кусочками хлеба виднелся краешек колбасы. Кати проглотила слюну. Вот смешно: всего только два часа назад она съела на завтрак большущий кусок хлеба с маслом, но сейчас, когда все вокруг стали закусывать, у нее просто живот подвело от голода. А ведь дома она, бывало, добиралась восвояси лишь под вечер, прослонявшись целый день с ребятами, и никому из них в голову не приходило, что надо бы подкрепиться!..
И тут к ней опять подошла Мари.
— Ты не принесла с собой завтрак? — спросила она.
— Нет.
— Хочешь хлеба с маслом?
Кати в знак согласия небрежно передернула плечами.
— Отламывай! — протянула ей свой кусок Мари.
Кати протянула руку, но Мари вдруг отшатнулась.
— Ух, какие грязные у тебя руки! Поди помой сперва.
— Да мне и есть совсем не хочется! — воскликнула Кати. — А ты проваливай отсюда, слышишь?
В этот день она ни с кем больше не разговаривала.
5
— Пусти, пусти меня, я больше не буу-у-ду! Ой-ой! — во всю глотку вопила Кати и, вырвавшись, выскочила во двор.
Тетя Лаки выглянула из своей двери.
— Да оставьте уж ее, — добродушно сказала она папе, который все еще молотил Кати по спине.
С третьего этажа свесилась голова прислуги доктора Шоша.
— Ну и народ! — громко вздохнула она и изо всех сил хлопнула дверью.
Даже кошка, завидев рассвирепевшего Катиного папу, испуганно шмыгнула в подвал.
А ведь всему виной папино тщеславие. Вот и дома Надьхаю всегда твердили, что папа тщеславный. Ну зачем он пошел здесь работать в такую мастерскую, где даже телефон есть? Зачем в мастерской вязальщиков корзин телефон? Совсем это лишнее! Ведь ясно как божий день — не будь там телефона, каким образом тетя Дёрди позвонила бы папе и сообщила ему, что Кати вот уже неделю не является в школу?
Но где же тогда она шаталась изо дня в день?!
Вот об этом-то и спросил ее папа, придя домой и увидев на кухне Кати, которая с самым невинным выражением лица занималась хозяйством. Уже по тому, как папа закрыл за собой дверь, Кати, содрогнувшись, поняла, что лучше бы ей, пожалуй, приготовить сегодня не картошку, а испечь что-нибудь — папа это больше любит.
