вкуснее, и значит…
Но вдруг она прислушалась. Феттер? Вечно всюду выбирают эту Феттер! Она и библиотекарь, и звеньевая, и тетради раздает перед уроками! Только и знает, что распоряжается! И что они все в ней находят? А мамаша-то у нее какая противная…
Как-то днем Кати повстречалась с Феттер у магазина. В магазине было много народу. Кати собиралась купить сахару, ну и — раз уже все равно в очереди стоять — спросила у Феттер, что ей купить. Аги нужно было кило муки. Когда Кати выскочила с покупками, к магазину подошла Агина мама. Кати отдала муку, сдачу и уже открыла рот спросить, что задано по истории. Не потому, конечно, что ее это так уж интересовало, но о чем же еще говорить с Аги Феттер? И вдруг Феттер-мама стала подталкивать свою веснушчатую дочку, а ей, уходя, бросила через плечо:
— Агике некогда, Агике нужно заниматься!
Вот! Даже мамаша у нее противная, у этой Аги!.. А тетя Дёрди согласно кивнула:
— Хорошо, пусть будет Аги Феттер. Еще двоих нужно.
— Марику! — закричала Кати.
Все обернулись.
— Да, Марику! — сердито повторила Кати, хотя никто не возразил ей.
Да и кто бы стал возражать? Марику в классе все любили, хотя, правда, никогда никуда не выбирали. Но она и так все делала, всем помогала, хотя никто ей этого не поручал. Например, на экскурсии она тащила сумку Бори Феньо, которая совсем расхныкалась и все говорила, что у нее ноги ломит. Коняшка до тех пор носился по горам, пока не упал; Марика подхватила его, заставила спуститься к роднику и промыла ему рану, хотя именно Коняшка утром на трамвайной остановке сильно стукнул ее по лодыжке… А выбирают всегда почему-то Феттер!
Первым поддержал Кати Пишта Кладек.
— Верно, пускай будет Мари!
Еще бы Пиште не радоваться такой идее! Как-то он сказал во дворе, что Марика самая красивая девочка в их классе. Это слышала и Феттер. Она только голову вскинула, такая уж у нее привычка — голову назад откидывать, когда ей что-то не нравится. Но нравится, нет ли — это ее дело, потому что Кати тоже считает, что Марика у них самая красивая. Косы у нее толстые и длинные, до самого пояса. Если наблюдать за ними, многое понять можно. Вот, например, запрыгали весело туда-сюда, только бантики на концах мелькают, — значит, у Марики хорошо на душе; если повисли неподвижно и бантики поникли, как осенние листья, — значит, грустит Мари. А лицо у нее круглое-круглое, совсем как румяный пушистый персик. Кати очень полюбила Марику. Она с удовольствием подсела бы к ней сейчас и сказала:
«Слушай, Персик, ты мне очень-очень нравишься! И, знаешь, не сердись, пожалуйста, что я в тот раз выбила у тебя из рук завтрак, да еще и выругала — растяпа, мол. Ты ведь знаешь, как это бывает: чувствуешь одно, а говоришь совсем другое. Вот и Надьхаю так. Когда я уезжала сюда, сказала ему: «Ну, пока, я в Пешт уезжаю!» — а он буркнул: «Скатертью дорожка!» — толкнул меня и умчался куда-то. А потом, когда мы сели уже в поезд, смотрю — он из-за станционного здания выглядывает, на нас смотрит. А когда поезд тронулся, закрыл лицо локтем и заплакал. Вот и мне, Персик, так же реветь хотелось, когда я обидела тебя».
Конечно, Кати никогда ничего подобного не говорила Марике.
Предложение было принято. Тут же избрали еще и Пишту Кладека, которого назвала Мари. Тетя Дёрди перешла к программе концерта. Она предложила выступить с двумя стихотворениями, пьесой- сказкой, потом разыграть еще одну сценку и, наконец, показать танцы. В танцевальную группу войдут хорошие гимнасты, а тетя Луиза, учительница гимнастики, позанимается с ними. Времени осталось немного, недели четыре, не больше, так что танцевальной группе придется репетировать по три раза в неделю, поэтому пусть записываются только те, кто сможет ходить на все репетиции. Ну, и конечно, кого-то нарядят дедом Микулашем, он будет вести программу, а два гнома помогут ему раздать подарки.
— Но это пусть останется в секрете, — предупредила всех тетя Дёрди, — это сюрприз. Обещаете? — спросила она.
— Обещаем! — зашумели ребята.
Кати красным карандашом рисовала на обложке хрестоматии дебреценские сосиски.
— Ты, Кати, тоже обещаешь? — Тетя Дёрди смотрела прямо на нее.
— Да, — отозвалась Кати, словно пробуждаясь от сна.
— Вот стихи и обе пьесы, — продолжала тетя Дёрди. — Феттер, возьми их и попроси перепечатать. Нужно столько же экземпляров, сколько здесь действующих лиц.
Перепечатку на машинке всегда организовывал папа Феттер.
— Теперь давайте наберем танцевальную группу. Кто хочет? — спросила тетя Дёрди.
Первой подняла руку Феттер, потом и другие. Кати насчитала пятнадцать рук и сама не заметила, как поднялась и ее рука.
«Не примут, — твердила она про себя, — ни за что не примут. Ну и подумаешь, очень мне нужно, да мне наплевать на них всех…»
— Персик, записывай, — приказала тетя Дёрди. Она тоже, за Кати и за всем классом, стала называть Марику Персиком. — Кати Лакатош, Бори Феньо… — начала она диктовать.
Кати вдруг так разволновалась, что чуть не вскочила из-за парты. Наклонившись вперед, она изо всех сил старалась разобрать, вписала ли Персик ее имя. Но Марика сидела на третьей парте, и Кати со своей, последней, не видела, что она там пишет. Кати решила непременно посмотреть список, прежде чем его передадут тете Луизе.
А тетя Дёрди продолжала:
— В первой пьесе говорится о том, что одна девочка не хочет идти в школу, потому что боится контрольной по арифметике. Она притворяется больной. Ее мама очень пугается и вызывает доктора. Доктор осматривает больную, и выясняется, что она совершенно здорова, просто притворяется. Тогда доктор вынимает записную книжку и начинает перечислять своих пациентов, рассказывает, какие у них серьезные болезни и как все они ждут доктора, но из-за этой девочки доктор придет к ним на полчаса позже. Маленькой обманщице очень стыдно, — ведь она так напугала маму и помешала доктору выполнять свою работу. Видите, к чему приводят безобидные, на первый взгляд, нехорошие поступки? — спросила тетя Дёрди и пристально посмотрела на Кати.
Кати, правда, старательно рассматривала обложку своей хрестоматии, но взгляд тети Дёрди почувствовала. И почему учительница смотрит именно на нее, тоже догадалась.
— Ну, а теперь давайте выберем исполнителей, — предложила тетя Дёрди. — Кто сыграет проказницу девочку?
Все закричали, предлагая каждый свое. Большинство называло Йолан Шашади. Йолан сидела на первой парте — она была самая маленькая в классе. И, главное, ужасная непоседа, а тетя Дёрди любила держать таких ребят на глазах. И еще Шашади обладала даром подражания. Например, она так ловко подражала походке директора, что даже пятиклассники не отходили от нее на большой перемене.
А вот кому отдать роль матери, договорились не сразу. Один называл одного, другой — другого. Наконец тетя Дёрди хлопнула два раза в ладоши и спросила:
— Может быть, Като Немеш?
Возражений ни у кого не было, даже у Кати, хотя она была очень невысокого мнения о Като, которая все уроки напролет просиживала как замороженная, сложив за спиной руки и уставившись в белый колпак лампы под потолком, словно там было что-то интересное. Но ведь роль матери совсем простая — звонить по телефону да волноваться, — с этим и Немеш как-нибудь справится.
— А роль доктора я предлагаю дать Кати, Кати Лакатош, которая сейчас совсем меня не слушает, а рассматривает Като, — сказала тетя Дёрди.
Като Немеш резко повернулась на сто восемьдесят градусов, а Кати быстро отвела от нее взгляд и посмотрела на тетю Дёрди. Между вторым и третьим рядами парт она увидела вместо одной сразу три тети Дёрди. И снова услышала ее голос:
