— Доброе утро, мистер Пурпур! — произнес голос позади них.
Пурпур круто обернулся и оказался лицом к лицу с молодым человеком, в руках которого была фотокамера. Щелкнул затвор, юноша вскочил на велосипед и укатил к шоссе. Пурпур кисло посмотрел ему вслед.
— Завтра это, наверное, будет во всех утренних газетах, — проворчал он. — Если и дальше так пойдет, мне тут не жить. Я-то думал, что теперь имею право на частную жизнь.
— Возможно, и Генри Спайсер тоже? — предположил Годфри.
У Пурпура достало такта рассмеяться.
— Ладно-ладно, оставим музей как есть, — сказал он. — Но даже по меркам захолустья экспозиция у него так себе. Хотелось бы улучшить ее, если возможно.
Они пошли по улочке до перекрестка с шоссе. Единственным видимым колесным средством был велосипед, удалявшийся от них в сторону Тисбери. Ехала на нем женщина. Она с трудом поднималась на умеренно крутой склон и опасно виляла из стороны в сторону. Они как раз собирались перейти шоссе, когда мимо пронесся автомобиль в том же направлении, что и велосипед. Он нагнал его в ярдах пятидесяти от того места, где они стояли. Автомобилю хватило бы места объехать велосипедистку, но, вместо того чтобы сдать к обочине, он надвигался прямо на велосипед, вихлявший по середине шоссе. В последний момент, когда столкновение казалось неизбежным, водитель нажал на гудок и резко обогнул велосипед по самой крутой дуге, необходимой для того, чтобы избежать столкновения. Испуганная же велосипедистка, предприняв тщетную попытку уйти к обочине, слишком резко вывернула руль и, не удержав равновесия, упала, а машина умчалась дальше.
— Ну и водитель, — заметил Пурпур.
— Такое впечатление, что он сделал это нарочно, — сказал Годфри. — Жаль, я не запомнил номера машины.
— И я тоже, но она очень уж похожа на катафалк, который встречал меня на станции вчера вечером.
Они поспешили туда, где упавшая велосипедистка, освободившись от своего железного коня, старалась подняться. Годфри оказался около нее первым. Только подхватив ее под под мышки и поднимая на ноги, он сообразил, что это миссис Порфир. Он помог ей добраться до обочины, усадил на насыпь и довольно неуклюже сел сам, чтобы отряхнуть пыль с ее юбки. Пурпур тем временем, подобрав велосипед, собирал содержимое корзины, оказавшееся на шоссе.
Было ясно, что миссис Порфир серьезной травмы не получила, а только испугана и измучена ездой на велосипеде. Сидя с закрытыми глазами, она тяжело дышала и прижимала к пышной груди смятые останки соломенной шляпы.
— Мы видели, что произошло, — объяснил ей Годфри. — Ездить так просто возмутительно. Надо сообщить в полицию. Вы запомнили его номер?
— Нет-нет, — слабо пробормотала миссис Порфир. — Не надо полиции. Наверное, мистер Тодмен был сам не свой. Марлен вчера ночью родила. Надо думать, он ужасно расстроен.
— Я все собрал, мадам, — сказал мистер Пурпур, подводя велосипед к насыпи.
— Хамфри, — бесцветно произнесла она.
— Ну надо же, Марта! — воскликнул Пурпур.
И это, как впоследствии отметил не без удивления Годфри, были единственные слова, которыми они обменялись.
Миссис Порфир встала.
— Со мной уже все в порядке, — объяснила она. — Мне надо домой.
Пурпур поднял ее велосипед.
— Годфри, дружище, — сказал он, — вы не против извиниться от моего имени перед вашей мамой и сказать, что я не вернусь к ленчу?
Без единого слова миссис Порфир двинулась по шоссе, но шла она медленно и как-то деревянно. Пурпур шел рядом с ней, ведя велосипед. Разговаривали ли они на ходу, Годфри определить не мог. Он смотрел им вслед, пока они не скрылись из виду, а потом повернул домой.
Глава седьмая ЛЕТНИЙ БАЗАР ОТЛОЖЕН
Два дня проливной дождь заслонял вид из окна Петтигрю, и теория гражданских правонарушений, соответственно, преуспевала. После полудня в Страстной четверг погода чудесным образом выправилась, и Элеанор не удивилась, когда, войдя в кабинет, обнаружила, что муж беззастенчиво смотрит в окно. Но на сей раз его энтузиазма она не разделяла.
— Ты читал последний «Дидфордс эдвертайзер», Фрэнк? — спросила она тоном, в котором ее муж уловил нотку упрека.
— Еще нет, — сказал Петтигрю, — после ленча я был слишком занят. Только посмотри, Элеанор, — совершенно новая картина с тех пор, как проступила зелень берез на первом плане. Удивительно...
Но Элеанор не дала себя отвлечь.
— А следовало бы. — Она положила газету ему на стол. — Кухарка леди Ферлонг уволилась.
— Господи помилуй! Я знал, что леди Ферлонг довольно важная особа, но понятия не имел, что ее домашние невзгоды становятся сенсацией. Дай посмотрю, что там говорится.
— Разумеется, про кухарку ничего не говорится. Леди Ферлонг только что позвонила мне рассказать. Она откладывает приглашение на обед до следующей недели.
— Печально слышать, но я не вполне понимаю, какая тут связь.
— Кухарка уволилась из-за твоих слов в газете.
— Из-за моих слов? Но, милая девочка, я в жизни ничего не писал для «Эдвертайзер». А если бы и писал, то уж точно не о соседской кухарке. О кукушках — возможно: они всегда отличная тема для писем в редакцию в это время года, — но никак не кухарки. Это явно не в моем духе. Наверное, тут какая-то ошибка.
— Никакой ошибки. Сам посмотри.
Перед Петтигрю оказался очередной репортаж о процессе по иску портнихи из Маркгемптона. Передовица «Дидфордс эдвертайзер» обошлась без курьезного заголовка, которые обычно так удивляли его в утренней прессе. Зато он с ужасом обнаружил, что колонка убористого шрифта почти дословно излагает его приговор.
— «Вынося приговор, — прочел он, — высокоуважаемый заместитель отметил, что, по утверждению истицы, на миссис Гэллоп очень трудно шить. Видя миссис Гэллоп на скамье свидетелей, он вполне мог в это поверить».
— Ну? — обвиняюще спросила Элеанор.
— А что тут дурного? Это чистая правда. Такой придиры, как миссис Гэллоп, я уже давно не видел. Она во всем находит изъян. Думаю, не родилась еще портниха, которая сшила бы что-то, а миссис Гэллоп признала бы, что это хорошо сидит. Мое замечание было совершенно справедливым и в тех обстоятельствах очень мягким. — Он еще раз прочел абзац. — Боже ты мой! — пробормотал он. — Она что, решила, что я говорю про ее фигуру?
— Очевидно. А кто бы не решил?
— Чепуха! Она должна была знать, что я подразумевал только... М-да, если подумать, формы у нее, пожалуй, барочные... Ну, это крайне прискорбно, но откуда мне было знать, что она семейное достояние леди Ферлонг?
— Не она. Миссис Гэллоп — свекровь кухарки леди Ферлонг. Когда миссис Гэллоп прочла в газете, что ты про нее сказал, она слегла с истерическим приступом, и кухарка уехала домой за ней ухаживать. Видишь, что ты натворил?
— Сдаюсь, — устало сказал Петтигрю. — Чем раньше Джефферсон поправится, тем лучше. Вершить справедливость в округе, где у людей такой темперамент, выше моих сил. Теперь, полагаю, мне придется
