германских деятелей, нашедших свое место в Федеральной республике и до сих оказывающих немалое влияние на взгляды немцев на проблему «Красной капеллы». Его видение тоталитарного патриотизма игнорировало истинную природу гитлеровского режима, в котором не было места коммунистам и пацифистам.
Вера в то, что даже основанное на насилии и концлагерях государство может требовать лояльности от своих сограждан, объединяла самый широкий спектр персонажей — противоречивого Редера, аристократичного президента палаты Креля и консервативного борца с «Красной капеллой» Гарри Пипе. Противостояние этому государству, особенно в военное время, и тем более помощь Советскому Союзу в их глазах являлось преступлением, достойным самой суровой кары.
Даже в наши дни эти люди яростно отказываются признать, что какой бы спорной не казалась шпионская деятельность людей, подобных Шульце-Бойзену, она входила в сферу внутреннего немецкого Сопротивления. В ответ на подобный вопрос бывший капитан Гарри Пипе просто рявкнул: «Ничего, кроме кучки предателей, никакого отношения к Сопротивлению». Крель в послевоенные годы с явным негодованием возражал «против любой попытки рассматривать „Красную капеллу“ как движение внутреннего политического Сопротивления».
Судя по этим высказываниям, нелегко найти различие во взглядах на политическое устройство общества у ярого приверженца правового государства Креля и нацистского прокурора Редера. Крель однозначно утверждает, что шпионская сеть Шульце-Бойзена/Харнака была «главным образом шпионской организацией, работавшей на Советскую Россию. Антиправительственная деятельность не играла существенной роли и сошла на нет. С того момента, как главный поборник коммунизма Советский Союз вступил в войну с Германией, любая поддержка коммунизма приравнивалась к оказанию помощи военному противнику».
Конечно, этот аргумент исторически неточен и политически спорен. На практике это означает, что любое сопротивление режиму со стороны крайне левых являлось насаждением коммунизма и пособничеством советскому противнику; в результате чего государственная измена, означавшая внутриполитические действия, направленные на свержение руководства государства, и предательская деятельность, состоявшая в сотрудничестве с врагом, и шпионаж в его пользу ничем друг от друга не отличались.
И тем не менее все их аргументы утверждают, что ни при каких обстоятельствах нельзя утверждать о принадлежности членов «Красной капеллы» к внутренней политической организации. Те, кто безусловно принимает Третий рейх как истинно германское государство, игнорируя его специфические, присущие только нацизму, черты, не могут согласиться существованием людей, готовых с ним бороться из-за неприятия некоторых его проявлений.
Именно эта грань разделяет деятельность «Красной капеллы» в Третьем рейхе от подобных случаев предательства интересов страны или правительства в других странах. За оказание помощи или потворство врагу в союзнических державах закон предусматривал суровое наказание (хотя в большинстве случаев смертная казнь исключалась). Однако суд в этих странах четко различал предательство интересов страны и измену правительству. Если человек действовал из добрых побуждений по отношению к своей стране, на него никто не навешивал клеймо предателя.
Редера нельзя обвинить за привлечение к суду коммунистических шпионов. Он был прокурором, обязанным соблюдать соответствующие инструкции, и мог действовать только в рамках существовавшего законодательства. Более того, ему ни при каких обстоятельствах нельзя было нарушить ни одной статьи гражданского или военного законодательства. Единственным обвинением, которое могли выставить против него история или человечество, является его чересчур рьяные требования смертной казни для людей, никогда не участвовавших в шпионской деятельности Шульце-Бойзена, и даже тех, кто её не одобрял и отмежевался от руководителя организации.
Но подобная деятельность вряд ли доставляла Редеру удовольствие. Он поступал в соответствии с инструкциями своих хозяев, хотя в его поступках необходимо отметить предосудительное рвение, с которым подчиненные рабски выполняют приказы руководства, особенно если оно способствует удовлетворению их собственных амбиций. Редер постоянно уступал соблазну приписать Шульце-Бойзену и его товарищам низменные мотивы.
Манфред Редер решил доказать, что эти люди действовали из разных побуждений, но лишь за исключением самого главного, без которого история «Красной капеллы» не имеет никакого смысла — политического сопротивления. Для Редера любое подтверждение того факта, что «Красная капелла» формировалась как антигитлеровская организация Сопротивления, было и остается «исторической фальсификацией». В его глазах эта организация являлась «тайным врагом, затаившимся в своем логове и орудовавшим самыми грязными методами, в то же время пустословя о свободе, человечности и патриотизме».
После двух недель пристального изучения материалов дела Редер составил для себя картину грандиозного преступного тайного заговора. В этом грязном деле «активно участвовали профессиональные игроки, коммунистические фанатики, сбитые с толку себялюбцы, наркоманы, потерявшие веру буржуа, убежденные анархисты, единственным побуждением которых была жажда воплощения своих преступных замыслов; коммунисты-заговорщики действовали в качестве курьеров, агентов, диверсантов, перебежчиков и эмигрантов».
Имелись ли у них какие-либо побудительные мотивы кроме тех, что присущи коммунистам- догматикам? Единственным ответом Редера было решительное «нет». Все идеалистические побуждения этих людей он как убежденный антибольшевик объяснял одним: все без исключения коммунисты закоснелые фанатики, всегда готовые принести себя в жертву Москве.
По делу члена КПГ Вильгельма Гуддорфа Крель всегда готов был клятвенно утверждать, «что тот действовал как идеалист и только из политических убеждений», и в этом он несомненно получил поддержку Редера. Надо отдать должное — сам Редер свидетельствовал в пользу агента-парашютиста Генриха Коэнена. Другие «аппаратчики» мирового коммунистического движения также получили достойную оценку: обвинение, похоже, вряд ли стремилось дать им объективную характеристику, пытаясь доказать, что «Красная капелла» действовала не против нацистского государства, а против Германии как таковой.
Тем же, кто не был коммунистами, но тем не менее входил в организацию, на доброжелательность Редера рассчитывать не приходилось. В его антибольшевистском мире не было места для «добропорядочных граждан», разделявших идеи коммунизма. Не признавая внутренних политических причин противостояния нацизму, он нашел для себя более прозаическое объяснение оппортунизм и честолюбие. Аскетический доктринер Харнак превратился в «ущербную личность», поскольку Редер считал, что он хочет занять кресло министра экономики в Германской Советской республике; против Шульце- Бойзена говорило его желание стать военным министром; Адам Кукхоф считался графоманом и оппортунистом, а причиной работы на советскую разведку Грауденца, якобы стали его собственнические инстинкты.
Но этого Редеру было мало. Шульце-Бойзену надлежало стать центральной фигурой, движимой самыми низменными побуждениями, соблазнителем, оказавшим гибельное влияние на молодежь. Но что могло служить ему оружием? Редер мог представить только две вещи — деньги и женщин.
Вскоре Редер отчеканил фразу, которая, по его мнению, объясняла все «цена предательства». После того, как стало известно о получении шпионами денег от Советов, он счел это единственной причиной любых поступков Шульце-Бойзена и его ближайших друзей. «Ценой предательства» объяснялось приобретение Шульце-Бойзеном яхты, участка земли в Тойпице, кожаных изделий во время поездки в Голландию. Редер неутомимо искал новые примеры денежных трат. В платяном шкафу фрау Гримме он обнаружил 2000 марок, переданных её мужу на хранение Кукхофом; конечно же, это тоже «цена предательства». Графиня Брокдорф «купила» мужа на деньги из подозрительного источника. Коммунист со стажем, вероятный казначей «Красной капеллы» Хюбнер израсходовал на всю организацию 230 000 золотых марок наличными.
Короче говоря, каждый агент Москвы получал от русских плату за свою деятельность, которая стоила жизни многим немецким солдатам, женщинам и детям.
Там, где никаких доказательств существования «цены предательства» найти не удавалось, строгий приверженец буржуазной морали Редер вытаскивал на свет разврат, сексуальные совращения и адюльтер.
