подсластить пилюлю Жану де Вимьеру. — Именно такие мне и понадобятся во время штурма.
Тамплиер купился и прямо таки расцвел от самодовольства. Это каким надо быть закомплексованным, чтобы повестись на такую грубую лесть?! Впрочем, нормальный человек в рыцари-монахи не пойдет. Надо, как минимум, страдать раздвоением личности, чтобы быть одновременно и грабителем, и попрошайкой.
Мой отряд разместился в стороне от всех, там, где трава еще была не вытоптана и не загажена. Вскоре вокруг нас расположились рыцари-брабантцы под командованием Марка. Они сидели под стенами города с июня месяца. Рыцарю Марку за помощь в вербовке крестоносцев пообещали щедрое вознаграждение после взятия Лиссабона, поэтому он готов был пойти на штурм даже без подготовки.
— Я пообещал жене, что к зиме переселимся в Лиссабон, — поделился он со мной.
— А чем ей в Алкобасе не нравится? — поинтересовался я.
— Говорит, слишком скучно там, — ответил Марк.
Да, не завидую я брабантцу. Лучшим средством от женской скуки является любовник. Подозреваю, что жена преподнесет много сюрпризов на его глупую голову.
На следующее утро я в сопровождении Марка, четырех его рыцарей и десятка бывших своих лучников, а теперь португальских кавалейру, отправился на осмотр города. Кто-то уже распустил слух среди осаждавших, что я крупный специалист по взятию городов. Все приветствовали меня радостными возгласами, а несколько португальцев, владеющим арабским языком, взобрались на вал и стали орать лиссабонцам, что теперь им хана. Осажденные стояли на крепостных стенах и молча смотрели на мой отряд. Они устали от осады еще больше, чем наше войско. В городе голод. Помощь ждать неоткуда. Лиссабонцы посылали в Эвору гонца с просьбой о помощи, которого крестоносцы перехватили на обратном пути, а потом отпустили, чтобы отнес осажденным горькое известие. Теперь еще одна неприятная новость: к осаждающим прибыл командир, благодаря которому Сантарен был захвачен за сутки.
Я наметил место с восточной стороны города, где можно будет попробовать взобраться на стены ночью. Оно располагалось на горе, неподалеку от цитадели. Там стена проходила по краю обрыва. Скорее всего, этот участок охранялся хуже остальных. От него можно будет пройти по стене, зачищая от защитников, в сторону моря до того места, где подход к ней был удобнее. Надо только подождать несколько дней, потому что недавно было полнолуние, слишком светлые ночи.
Чтобы отвлечь внимание лиссабонцев от этого участка стены, я приказал в другом месте, ближе к морю, начать насыпать холм из обломков домов и прочих строений пригородных слобод. Делать его начали в двух сотнях метров от городской стены, куда маврские стрелы долетали, почти потеряв убойную силу. Когда холм станет выше стены, мои лучники начнут обстреливать защитников на ней. Валлийские луки с такой дистанции прошибают любой доспех. Под прикрытием лучников насыплем второй у стены и по этому холму поднимемся на нее. Такой план я предложил на военном совете.
— Слишком долго придется насыпать эти холмы, — высказал сомнение коммодор тамплиеров Жан де Вимьер.
— Надо же чем-то занять войска, пока идет подготовка к штурму, — ответил я, улыбнувшись.
Король Афонсу и сенешаль Родригу де Коста поняли намек и ничего не стали спрашивать. Если я не рассказываю всё, значит, у меня есть для этого причины. Главное — взять город. Коммодор хотел что-то еще сказать, но его опередил король:
— Сегодня начнем насыпать холм.
Я думал, что работать будут только португальские солдаты, но к ним присоединились и крестоносцы, и тамплиеры. Всем надоело сидение под городскими стенами. Теперь появилась цель. Меня поразила их вера в то, что холм поможет взять город. Хотя чего ждать от людей, которые поверили, что отправляются спасать Святую Землю, а не защищать шкурные интересы короля Иерусалимского?! Насыпали холм, не обращая внимания на обстрел с городских стен и башен. Были, конечно, установлены щиты, но они закрывали не на всех участках. Несколько человек были ранены маврскими лучниками.
На четвертый день холм стал выше стены, и я послал на него трех валлийских лучников и трех португальских копейщиков с большими щитами, чтобы прикрывали их. Мавры выпустили по ним по паре стрел — и исчезли со стены, оставив на ней несколько трупов. Только из башни продолжали стрелять, но она была метрах в двухстах пятидесяти, стрелы не причиняли вреда. Наблюдавшие за этим процессом осаждающие заорали так, будто стена рухнула, открыв проход в город. Насыпка холма пошла намного быстрее.
Лиссабонцы быстро придумали ответный ход — ночью сделали навесы из щитов и слабо натянутого войлока, который стрелы не пробивали. Валлийские лучники встали на холме чуть ниже и стали стрелять не сверху вниз, а по прямой, поражая тех, кто появлялся между зубками или в бойницах башен. Длинные луки были дальнобойнее, мощнее. Вскоре никто не мешал насыпать второй холм под стеной города. Точнее, не холм, а насыпь, которая поднималась к верхушке стены. Еще два-три дня — и легко можно будет попасть внутрь города. Поняли это и лиссабонцы.
В итоге мой отвлекающий маневр стал основным. После полудня алькальд Лиссабона прислал парламентеров. Они предлагали сдать город на условии, что жители уйдут, оставив осаждавшим все золото, серебро и прочие ценности. Король Афонсу готов был согласиться на такие условия. Зато большинству крестоносцев условия не понравились. Во-первых, сами жители — тоже добыча, особенно девушки и женщины. Во-вторых, осажденные наверняка унесут часть сокровищ. В-третьих, непонятно было, кому все достанется? Скорее всего, королю и его приближенным, а крестоносцам перепадут крохи. А вот если возьмут город штурмом, тогда каждый получит то, что найдет первым, и, может быть, отдаст крохи королю. Меньшая часть крестоносцев поддерживала короля. В итоге начались разборки. Пока я с Марком и четырьмя брабантскими рыцарями добирался от своего лагеря до королевского шатра, видел несколько стычек, причем в одной участвовало человек по десять с каждой стороны.
Король Афонсу в окружении своей свиты стоял возле шатра в полной растерянности. Он смотрел на лагерь крестоносцев, которые, не обращая на короля внимания, выясняли отношения друг с другом. Португальские войска в полной боевой готовности расположились рядом с Афонсу и тоже смотрели на дерущихся франков, как здесь называли выходцев с севера Европы, не понимая, из-за чего те дерутся. Мой небольшой отряд, который спокойно двигался среди этого бурлящего людского моря, показался им чем-то нереальным. Даже король Афонсу посмотрел на меня так, словно увидел привидение.
— Почему они дерутся? — спросил он.
— Делят добычу, — ответил я и рассказал, что именно не нравится крестоносцам.
— Когда договаривались, я поклялся им, что добыча будет поделена поровну! — возмутился король Афонсу.
— Они не знают, что такое поровну. Кто сильней, тот и получит больше. Сейчас они устраняют слабых, — объяснил я. — Если позволишь, наведу порядок.
— Наведи, — произнес он равнодушно, будто потерял веру в разум.
— Дай мне четырех трубачей, — обратился я к сенешалю Родригу де Коста.
Сопровождавшим меня четырем брабантским рыцарям указал направление движения каждого и текст, который они должны произнести, после того, как протрубит трубач: Текст гласил:
— Король Афонсу не даст никакого ответа лиссабонцам, пока в лагере не прекратятся беспорядки и командиры всех отрядов не прибудут к нему на совещание об условиях сдачи города.
Брабантские рыцари с португальскими трубачами отправились в разные стороны лагеря осаждающих, чтобы донести до них королевское послание. Оно было быстро услышано. Лагерь затих. К королевскому шатру потянулись со всех сторон командиры отрядов. Их набралось около сотни. В отряд входило от пяти до пятидесяти рыцарей, проживавших в одном графстве, и несколько десятков сопровождавших их сержантов, пехотинцев, оруженосцев и слуг. Все войско крестоносцев насчитывало тысячи три человек. Точную цифру никто сказать не мог. В войске короля Португалии, включая мой отряд и тамплиеров, было примерно столько же.
Командиры встали полукругом напротив короля Афонсу в два, а кое-где и в три ряда. Грязные, небритые, с голодными и злыми глазами. Они молчали, всем своим видом показывая, что их не проведешь. Они не зря сидели под стенами города столько месяцев. Полагающуюся им добычу получат любой ценой. Если король Португалии попробует помешать этому, пусть обижается на себя.
Король Афонсу понял их настроение. Наверное, королю было обидно, что ему не доверяют и в грош