грабили. По моему требованию сделали полноценный лагерь со рвом, валом и частоколом. Думаю, король Стефан сделал выводы из урока, преподнесенного мной. Может, захочет нанести такой же ответный удар.
Первым отправился в рейд отряд Вильгельма де Румара. Вернулись со стадом скота и нагруженными арбами. Барахла на арбах было много, но стоило оно сущие гроши. Что ценное можно отнять у крестьян?! Захватить бы город какой-нибудь…
— Пока захватим, пока ограбим, подоспеет Стефан, — отклонил мое предложение Роберт Глостерский.
Я сам не пошел в набег, отправил Умфру с сотней сержантов. Они тоже пригнали скот и привезли всякую рухлядь. Треть причиталась мне, и я отправил ее в мои владения под Бристолем; вторая треть — графу Роберту; а последнюю продали ему, чтобы было, чем кормить войско, и разделили между участниками набега.
Потом опять отправился отряд лорда Болингброка. Вернулся хорошенько потрепанным и без трофеев.
— Нарвались на большой отряд голытьбы! — пожаловался Вильгельм де Румар. — Копейщики и арбалетчики. Наверное, лондонцы.
При слове «арбалетчики» я вспомнил предупреждение рыцаря Марка.
— Много было арбалетчиков? — спросил я.
— Не больше сотни, — ответил лорд Вильгельм.
В тот же день я выслал несколько групп конных разведчиков. Они должны были выяснить, где стоят лондонцы, а где — арбалетчики, конные сержанты и рыцари. Я не сомневался, что они расположатся порознь.
В наш лагерь прибыл маркиз Генрих со своим отрядом. На нем был короткий пурпурный плащ с горностаевой опушкой, красно-золотое сюрко поверх кольчуги двойного плетения, покрытой темно-красным лаком, и сапоги с закругленными носками, загнутыми вверх лишь самую малость. В такие же короткие плащи, только других расцветок, и сапоги были облачены рыцари его свиты. Наверное, это последний писк французской моды. Англичане поглядывали на анжуйцев, как здравомыслящие крестьяне на придурковатых и расфуфыренных горожан. Что не мешало им льстить маркизу. Все-таки наследник герцога Нормандии.
Первым делом маркиз предложил мне сразиться с ним на учебных мечах.
— За последние годы я много чему научился, — сообщил он. — Я даже Филиппа победил.
Наверное, поэтому рыцаря Филиппа и не было теперь в его свите.
— Не сомневаюсь, — согласился я, — но нет предела мастерству. Как только решишь, что ты лучший, как находится кто-то, кто побеждает тебя.
— Вот я и хочу проверить свое мастерство, — сказал маркиз Генрих.
— Хорошо, — согласился я, но решил немного осадить неблагодарного щенка и выдвинул условия: — Только мне будет скучно побеждать одного. Пусть вас будет трое, а я буду сражаться двумя мечами.
— Даже с двумя мечами ты ни за что не справишься с нами! — заносчиво произнес маркиз.
— Слепой сказал: «Посмотрим», — отшутился я.
Шутку из будущего не поняли.
Нам принесли деревянные мечи. Несколько таких мечей всегда возят в обозе, чтобы в свободное время тренировать оруженосцев или разминаться. Они сделаны из дуба, но шире и толще настоящих, поэтому примерно такого же веса. Я надел легкий шлем. В нем лучше обзор, хоть и хуже защита. Размялся с двумя мечами. Движения делал обычные, для разогрева мышц, но все следили за мной так, будто именно в этой разминке и кроется секрет моих успехов.
Составить компанию маркизу решили два молодых рыцаря из его свиты. Обоим было лет семнадцать, не больше. Как и большинство молодых забияк, они уверены в своей непобедимости и бессмертности. От первого их отучат за пару раз, а от второго — с одной попытки. Все трое сняли короткие плащи и повесили их бережно, словно это самый дорогой предмет их гардероба. Вполне возможно, что так оно и есть. Разминаться не стали. Они сперва встали в линию. Я занимал центр прямоугольной площадки, образованной зрителями. Одну ее длинную сторону составляли анжуйские рыцари, вторую — английские во главе с графами Глостерским и Честерским, а короткие образовали сержанты, копейщики и лучники. Жизнь в лагере скучная, однообразная. Хлеба хватало, а вот со зрелищами была напряженка. Компаньоны маркиза поняли, что могут зайти мне с боков и даже со спины, и сделали это. Они не понимали, что облегчают мне задачу. Нападение с трех сторон опаснее, если оно синхронно, что бывает редко. Если бы стояли в линию и действовали слаженно, имели бы больше шансов победить меня.
Я подождал, когда они зайдут с боков, и спросил:
— Начнем?
— Начнем! — задорно бросил маркиз Генрих, приготовившись защищаться.
Он был уверен, что нападу на него, но я атаковал того, что был справа от меня. Пока маркиз и первый из его рыцарей преодолевали разделяющее нас расстояние, я мечом, который держал в левой руке, отбил удар второго рыцаря и мечом, который держал в правой, звонко врезал ему по шлему, чтобы не было сомнений, что рыцарь выбыл из состязания. Затем отскочил вбок, повернувшись лицом к оставшимся двум. Они напали одновременно. Только теперь их было всего двое и на каждого имелось по мечу. Маркиз Генрих дрался чуть лучше, поэтому я отбивался от него правой рукой. Поскольку клинок не жалел, принимал удары на лезвие. Сначала погонял их немного по площадке, работая двумя мечами. Наверное, и здесь есть мастера, умеющие биться двумя мечами, но, судя по восхищенным крикам зрителей, встречаются очень редко. Воспользовавшись первой же ошибкой рыцаря, ударил его по руке чуть ниже локтя. Удар пришелся по кольчуге, но был очень болезненным. Рыцарь выронил меч, что считалось поражением. Оставшись с маркизом один на одни, я выбросил меч, который держал в правой руке. Сделаем, так сказать, одной левой. Генриха нападал яростно, наносил удары быстро, не думая об обороне. Я только намечал удар, показывая прорези в обороне, но не «убивал». Это злило маркиза. Он стал действовать еще примитивнее. Холуи, видимо, зализали его, потерял правильные ориентиры. Я помог восстановить их. Бить больно не стал. Все- таки я вассал его отца. Красивым гладиаторским приемом, которому научил меня бывший гладиатор, выбил меч из руки маркиза Генриха и приставил острие своего меча к его груди, которая бурно вздымалась. Наследник норманнского герцога часто дышал, приоткрыв рот, и не верил, что поединок закончился не в его пользу. На переносицу стекала из-под шлема капелька пота. Выражение лица было такое, словно вот- вот расплачется. В четырнадцать лет даже поражение в учебном бою кажется крахом всех надежд. Но, пока не получишь по носу, не научишься защищаться.
— Рано ты отпустил Филиппа, — сказал я, бросив деревянный меч на землю, и пошел к графам Глостерскому и Честерскому.
— Красивая победа, — сказал Ранульф де Жернон, — но я бы в такой ситуации предпочел проиграть.
— И был бы не прав, — сказал Роберт Глостерский, глядя мне за спину.
Я обернулся. Ко мне приближался маркиз Генрих с таким суровым выражением лица, с каким идут вызывать на дуэль. Остановившись передо мной, произнес высоким голосом и тоном, не терпящим отказов:
— Ты будешь моим учителем фехтования!
— Только до конца моей службы здесь, — сказал я. — У меня есть обязательства перед другими сеньорами.
— Откажись от них. Мой отец щедро наградит тебя за службу, — пообещал маркиз Генрих.
— Честь не меняют на награды, — напомнил ему.
Эта фраза произвела на юного наследника должное впечатление. Кажется, в последнее время у него сложилось мнение, что все и всё продается и покупается. Опасное заблуждение, особенно для правителя.
— Хорошо, но будем заниматься каждый день, — согласился маркиз Генрих.
— Тогда тебе придется сопровождать меня в походах, — сказал я. — Граф Глостерский не позволит мне просидеть оставшиеся полтора месяца в лагере.
— Мы воюем, мой милый племянник, — улыбаясь, напомнил ему Роберт Глостерский.
