Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

Зуд в подмышках, ресницы, и рты,
И ушное скопление серы.

Ресторан «Дар-Валдай на Днепре».
Медвежатина с клюквой и с салом,
Русский хор в мавританском шатре
И лезгинец Печорин с кинжалом.

Всем доступно! Квартиро-канкан:
Не квартиры, ей-Богу, а сахар!
Восемь тысяч за старый диван,
Восемь тысяч за шахер и махер.

Ci-devant[10] председатель суда
Чинит мебель, ботинки и рамки,
Не боится любого труда,
Если надо, согласен хоть в мамки.

<1925>

В венском павильоне* (На декоративной выставке)

Я признаюсь вам открыто:
Мне понравилась покуда
Изо всех вещей их быта
Только кельнерша Гертруда…

Почему? И сам не знаю.
Может быть, она немного
Мне напомнила Аглаю
Из родного Таганрога.

Та же грудь и та же брошка,
Поступь — вьющаяся рыбка,
И увесистая ножка,
И безвольная улыбка…

О Гертруда! В час вечерний,—
Если рок нас свел в Париже,
Мы с тобой в ночной таверне
Познакомимся поближе.

Наклонив к шартрезу щеки,
Пересчитывая сдачу,
Гонорар за эти строки
На тебя я весь истрачу!

<1925>

Молодому парнасскому полотеру*

«По последней переписи в Москве 4318 поэтов!» — «А вы думаете, что в эмиграции их меньше?»

(Из разговора)

Чтоб стать тапером, надобно учиться
И нужен слух и легкие персты…
А юноше, когда он начал бриться,
Как в Крепость Славы провести мосты?

В любой столице — тысяч семь поэтов.
Еще один — беда не велика!
Средь гениальных юных пистолетов