Все глаза слились в тревожно-скорбный взгляд.Там за белой дверью красный ад:Нож визжит по кости, как напилок,—Острый, жалкий и звериный крикВ сердце вдруг вонзается, как штык…За окном играет майский день.Хорошо б пожить на белом свете!..Дома — поле, мать, жена и дети —Все темней на бледных лицах тень.??????А там, за дверью, костлявый хирург,??????Забрызганный кровью, словно пятнистой вуалью,??????Засучив рукава,??????Взрезает острою сталью??????Зловонное мясо…??????Осколки костей??????Дико и странно наружу торчат,??????Словно кричат??????От боли.??????У сестры дрожит подбородок,??????Чад хлороформа, как сладкая водка,—??????На столе неподвижно желтеет??????Несчастное тело.??????Пскович-санитар отвернулся,??????Голую ногу зажав неумело,??????И смотрит, как пьяный, на шкаф…??????На полу безобразно алеет??????Свежим отрезом бедро.??????Полное крови и гноя ведро…??????За стеклами даль зеленеет —??????Чета голубей??????Воркует и ходит бочком вдоль карниза.??????Варшавское небо — прозрачная риза??????Все голубей…??????Усталый хирург??????Подходит к окну, жадно дымит папироской,??????Вспоминает родной Петербург??????И хмуро трясет на лоб набежавшей прической:??????Каторжный труд!??????Как дрова, их сегодня несут,??????Несут и несут без конца…<1923>
Это было на Пасху, на самом рассвете:Над окопами таял туман.Сквозь бойницы чернели колючие сети,И качался засохший бурьян.Воробьи распевали вдоль насыпи лихо.Жирным смрадом курился откос…Между нами и ими печально и тихоПроходил одинокий Христос.Но никто не узнал, не поверил виденью:С криком вскинулись стаи ворон,Злые пули дождем над святою мишеньюЗасвистали с обеих сторон…И растаял — исчез он над гранью оврага,Там, где солнечный плавился склон.Говорили одни: «сумасшедший бродяга»,—А другие: «жидовский шпион»…<1920>