мне так же легко, как воровство для Пила. Дорожка-то была одна, стоило лишь пройти по ней чуть дальше.
Вернувшись в трактир, я застал там Черного Джона и его головорезов. Мне всегда нравилось действовать напрямик, так что я подошел к нему и предложил:
— У меня есть для вас славный камзол, Черный Джон.
— Как тебя зовут, парень? — спросил он.
— У него нет имени, — сказал Пил морскому псу. Так и было. Слепой Том не позаботился меня назвать. Для него я был просто «парень», и все.
— Как же ты его подзываешь? — поинтересовался Черный Джон у Пила, почесывая единственный клочок физиономии, не заросший бородой.
— То так, то сяк, отозвало* Пил. — Главное, он приходит. Слепой Том он привел мне мальчишку — не сказал мне об имени. Можете звать его как заблагорассудится. Ему все едино. Правда, — добавил трактирщик, — он малый с норовом.
— Это можно исправить. Главное — твердая рука и тугой ремень. С ними любой мальчишка станет как шелковый, — объявил мой будущий покровитель.
— Ему это будет не по нраву, капитан.
— А ты не спрашивай, Пил. Тут ремень должен говорить за обоих. Мальчишка, стало быть, своевольный?
— Своевольный, зато смышленый.
— Значит, провиант для тебя таскает? — Черный Джон так яростно дернул себя за бороду, что я уж решил, у него челюсть отвалится. Как бы не так: челюсть Черного Джона сидела крепко. С таким же успехом он мог выдернуть клок бороды — та тоже не поддавалась. Черный Джон вечно с ней воевал.
— Иногда, — отозвался Пил. — Я это терплю только из-за его аппетита, капитан, а он у него отменный. Любого матроса объест.
— Парню надо дать имя, — изрек Черный Джон. — Не скажу, чтобы он того заслуживал, но для порядка требуется. Представь, трактирщик, что было бы, начни я звать своих людей «эй ты» и «поди сюда». Корабль пошел бы ко дну. Мир без имен был бы шатким, что твое колесо: толкни — опрокинется.
— Как он мне достался без имени, так я его и взял, — заявил Пил между прочим. — А что будет с миром, при этом не думал.
— Вот потому меня и выбрали капитаном, — произнес Черный Джон и, вздернув бороду. — Кому попало командовать «Линдой-Марией» не поручат. А для такой прекрасной дамы — и в этом всяк встречный со мной согласится — лучше имени не найдешь.
Пил кивнул с такой поспешностью, что зубы клацнули.
— Слепой Том правильно сделал, что привел мальчишку сюда, — сказал морской пес.
— Видать, чуял, что скоро отправится к Старому Пику на выселки, — поддакнул Пил. — Верно, капитан, он правильно сделал. Знал, что я всегда пожалею сироту. Все, как вы сказали, Черный Джон. — Он проводил глазами струйку дыма из очага, которая заклубилась над столами и устремилась к окну. Что говорить, Пил не отличался отвагой. Больше всего ему хотелось улетучиться, как этот дым.
— Так как же тебя зовут? — обратился ко мне Черный Джон. — Не можешь же ты быть совсем безымянным. Давай же, скажи мне. Нехорошо будет, если прибой замолчит и мир опрокинется вверх дном. Ты ведь этого не хочешь? А раз так, говори.
— Отвечай, раз капитан спрашивает, — поспешно вставил Пил. Его голос дрожал от стремления угодить Черному Джону из страха, что тот перевернет его мир, его трактир вверх дном, если я не отвечу.
— Зовите меня как вам будет угодно, — ответил я. — Хотите — буду Джоном, Эдвардом или Уильямом. Гарольдом или Френсисом. Честным или не очень, сэр. Добрым или злым — каким захотите. Правда, чаще всего я бываю голодным. Так что если у вас сыщется ломоть хлеба и кусок мяса да глоток эля — залить это все — я ваш.
— Кусок мяса, говоришь, и ломоть хлеба. Да глоток эля, — повторил Черный Джон. — Разве Пил тебя голодом морит?
— Нет-нет, он ест вдоволь, — поспешил отозваться трактирщик. — Просто аппетит у парня изрядный, капитан.
— Смотрите: отличный камзол, — сказал я Черному Джону. — Почти новый.
Я подсел к нему. Даже ладонью по столу хлопнул — в знак готовности разделить их пиратский ужин.
Трактирщик Пил кормил меня не ахти как. Он и себя-то не баловал: казалось, с него довольно одного вида стряпни. Устрица у него почиталась знатным пиршеством, мидия — целым застольем. Пил не мог взять в толк, что этим сыт не будешь.
— Здесь не садись! — одернул меня он и добавил, обращаясь к Черному Джону: — Простите мальчишку, сэр, совсем несмышленый.
Из очага вылетела еще одна струйка дыма.
Я пропустил замечание мимо ушей.
— Лучшего моряцкого камзола во всем Бристоле не сыскать.
— Он не моряк, — сказал Пил, — а капитан. — С этими словами он наполнил их кружки элем. До этого он только раз при мне так расщедрился — когда принимал одну даму, свою Джудит. Дама похоронила трех мужей и унаследовала все их состояния, что делало ее неотразимой в Пиловых глазах. Он, помнится, подал ей цесарку — целиком. Джудит в то время обхаживала другого холостяка и только много лет спустя проявила к Пилу благосклонность. Меня всегда занимал вопрос — прикончила ли она его и остальных или те сами померли — от страха. Она и смолоду была сущей ведьмой, да и манерами не блистала. У нее была привычка облизываться после каждого проглоченного куска. Наверное, она и на мужей смотрела как на еду. Не знаю, скольких еще Джудит пережила до того, как Пил попался ей в сети. Я видел ее однажды, уже спустя много лет после его кончины. Она оглохла и выжила из ума.
— Верно, такой камзол только капитану носить, — продолжил я. — Одни пуговицы чего стоят.
— И как же он к тебе попал? — спросил меня Черный Джон, вертя в пальцах пуговицу.
— Пришлось убить кое-кого, — приосанился я. У меня уже тогда были широкие плечи. Я здорово наловчился таскать яйца из буфета — надо было только заднюю стенку поддеть. Пил недосчитывался яиц и начинал ползать по полу, заглядывая под буфет, чем до колик меня веселил. То и дело у него пропадал ломоть овечьего сыра. Сыр он держал завернутым в бумагу и запирал на ключ. Я взломал замок. Пил был уверен, что запер дверцу, но додумайся он повернуть его в замке больше одного раза, моя хитрость раскрылась бы. Впрочем, вертеть попусту ключом в замке он не привык, за что и расплачивался. На яйцах и сыре я и раздался в плечах, а сноровка, с которой были добыты упомянутые припасы, этому только помогла.
— Убить? — переспросил Черный Джон.
Пью, безволосый краб, поглядел, как капитан тянет себя за бороду чуть не к самому полу, и, обезьянничая, потянулся к собственной голове, где сроду ничего не росло — вот болван и ущипнул себя за подбородок. Если бы Черный Джон взял палку и ткнул себя в глаз, Пью сделал бы то же самое.
— Хотел принести камзол вам, — сказал я Черному Джону. — Хорош, не правда ли? Лучше не бывает, капитан. — Последнее слово я добавил так же запросто, как он говорил «парень», обращаясь ко мне.
— Убить, говоришь? — спохватился Пил. У него аж руки затряслись. Я испугался, что он прольет эль прямо на Черного Джона или кого-нибудь из его команды. Мне не хотелось остаться без покровителя, так что я сам взялся наполнить им кружки.
— Да, именно так.
— Знакомый камзол, капитан, — произнес Пил. — Он лежал в сундуке моряка у меня на задворках. Один мой посетитель вдруг ушел в плавание…
— И оставил сундук на суше? — спросил Черный Джон.
— А может, и нет, капитан, — усмехнулся Пил. — Что-то память пошаливает.
— Даже последний олух не пойдет в море без сундука, — произнес капитан.
— Ни один, — поддакнул Пью.
