Именем революции

скамейку.)

Борис. Конечно… Женя, я много думал над тем, что ты мне сказала сегодня утром. Я согласен с тобой. Сейчас не до любви. Мы сами должны себя сдерживать, потому что любовь отвлекает. И даже не поэтому. Вот послушай… (Достает листок.)

Женя. Что это?

Борис. Резолюция… С теоретической точки зрения. Часа четыре сидел над ней. (Читает.) «Руководствуясь общим моментом и приняв во внимание, что любовь есть попытка классового врага отвлечь боевые силы пролетарской молодежи от борьбы за светлое царство социализма, а также внести разброд и шатание в наши ряды по причине уединения отдельных лиц, собрание постановляет: первое — запретить любовь как таковую до грядущей победы пролетарской революции в мировом масштабе; второе — заклеймить подверженных ей как несознательных пособников и агентов международного империализма. Нарушивших считать ренегатами и из ячейки гнать». Все!

Женя. Борька, ты смешной!

Борис. Это все теория…

Женя. Конечно, только твоя…

Из дома выходят Вася и Петя.

Борис. А вот и наши соседи. Ну как, устроились?

Петя. Устроились…

Голос Глафиры Андреевны: «Топя, Тонечка!» Входит.

Тоня (в дверях). Мама, что с тобой?

Глафира Андреевна. Доченька, что же это будет с нами? Ты посмотри, что дали? (Показывает кусок хлеба.) Осьмушку, да и в той половина гречки. Господи, да чем же я вас кормить буду?.. Почти сутки простояла. (Рыдает.)

Тоня. Мама, не надо…

Глафира Андреевна (рыдая). Три дня уже не подвозят… А завтра, сказали, вообще ничего выдавать не будут… (Вдруг исступленно.) Где твоя большевистская власть, дочка? Где? Что вы мне с отцом говорили? Дай власть возьмем! Взяли. Ну, а дальше? Хлеб где, жрать что? Так на кой она мне тогда нужна, эта власть, если при ней хуже прежнего приходится? Ни денег, ни хлеба, ни одежды. Скоро с сумой по миру пойдем… Так пропади она пропадом, эта Советская…

Тоня (бросившись к матери). Замолчи, слышишь? Да мы месяц, год, пять лет голодать будем, лишь бы людям потом вольготно было! Нас на всех перекрестках буржуи ругают, и ты им помогать стала? Наслушалась в очереди всяких сволочей и болтаешь. А кому это выгодно, подумала? Только не нам с тобой! И не нашему делу… Вот Каминской выгодно… Так она же буржуйка недобитая, а ты? (Жене.) Женя, я в райком… (Уходит.)

Глафира Андреевна (подняв заплаканное лицо). Господи, да эти двое еще на мою шею… Самим не хватает… Ну, чего расселись? Идите в дом, нечего в политику ввязываться. Ну? Ишь смотрят, чисто волчата.

Вася. Спасибо вам, только мы у вас есть не будем, я заработаю…

Глафира Андреевна. Уходить собрался? Ишь ты, с амбицией… (Пете.) И ты, капля, сбежишь?

Петя. Нет, мы бы остались, если не прогоните. Мне с вами нравится…

Глафира Андреевна. А кричать буду, драться?

Петя (тихо). Мама тоже билась. И не думайте, может, мы сейчас и лишний рот, только мы потом, как вырастем, вам на старость кормильцами будем.

Глафира Андреевна. Ох, кормилец ты мой, кормилец ты мой… Пойдем, пойдем в дом. (Васе.) Пойдем… Не серчай на меня, не от себя это я… (Уходит с Петей в дом.)

Появляются Каминская и Малинин.

Малинин (Васе). Мальчик, ты откуда?

Вася. Как — откуда? Теперь здесь будем жить, у Тони.

Каминская. Не тот… Женечка, Боря, здравствуйте. Анатолий Ларионович, это наша молодежь. Бывшие гимназисты, а теперь в ячейке. А это доктор Кравцов, мой новый жилец…

Малинин. Здравствуйте, младое племя, незнакомое! Разрешите присесть? (Садится.) Девушка с бантиками и с маузером на боку — образ революции… Да, именно об этом я мечтал, когда звенел кандалами по пыльным дорогам Сибири…

Борис. Вы были в Сибири?

Малинин. Пришлось… Мы начинали, продолжаете вы. Удивительная вещь: как чертовски быстро летит время. Давно ли я пел нашу этапную? (Негромко поет.)

Динь-дон, динь-дон, слышен звон кандальный,
Динь-дон, динь-дон, слышно, как идут,
Нашего товарища на каторгу ведут…

Да… Они уже поют другие песни. Новые времена — новые песни. Главное, найти свой путь! Верно, юноша?

Борис. Конечно!

На пороге появляется Голубев. Слушает Малинина.

Малинин. Трудно сейчас молодежи… Сколько партий, сколько союзов!

Женя. Ничего, мы выбрали.

Малинин. Этим вы мне и понравились, девушка. А сколько таких, что не могут выбрать? Всем сердцем приветствуют власть, хотят быть с нами, но не могут.

Борис. Почему?

Малинин. Эх, молодой человек, мы очень часто принимаем желаемое за действительность. Вы оглянитесь кругом! Голод, холод, запустение. Весь народ кричит о том, что обещанное большевиками не выполняется. Горько это слушать. И очень многие выбирают другой путь, к сожалению, конечно. А быть может, в этом и заключается правда? Кто знает… Впрочем, что сейчас об этом говорить? Вы заходите как-нибудь ко мне, побеседуем.

Голубев. Куда заходить-то?

Малинин. С кем имею честь?

Голубев. Предъявите документы.

Малинин. Какое вы имеете право?

Каминская. Анатолий Ларионович, товарищ Голубев имеет право. Василий Иванович, это доктор Кравцов, он теперь будет жить у меня.

Голубев (просматривая документы). Мандат надо сдать в домовой комитет. (Каминской.) Тоня проснется, отдайте.

Каминская (Малинину). Это дочка Василия Ивановича,