мне тогда, что все издания, вышедшие в свет до «лампочки Ильича», он предпочитает читать при свечах. Это очередное чудачество друга на этот раз произвело впечатление на всех.
– Это манускрипт Войнича, – заявил он важно, раскрыв папку и сняв свои роговые очки. – Я его расшифровал и перевел. Слушайте.
Андрей начал читать:
Под весом собственного гнета,
Загадка вышла из границ.
Прорвав плотину переплета,
Полились смыслы со страниц…
Через несколько минут Андрей прервался, чтобы разлить по бокалам вино.
Я воспользовался паузой и дал волю своему недоумению:
– Ты что, расшифровал манускрипт? Но ведь это же стихи!
– Это поэтический перевод… – ответил Андрей, внимательно глядя на Катю. – Если хотите, я продолжу…
– Очень хотим, но, к сожалению, нам с Ури пора, – вдруг сказала Сарит.
– Куда пора? – удивился я.
– Ты что, позабыл? …
Мы вышли в прихожую и там, в стекле двери, отражающей комнату, я вдруг увидел, как Катя провела рукой по волосам Андрея.
– Но куда вы спешите? – спросил Андрей, выйдя к нам в коридор.
– Нас очень ждут тетя и Давид, мы обещали к ним рано приехать, – не допускающим возражения тоном сказала Сарит.
– Мы действительно опаздываем, – забормотал я, и мы выскочили наружу.
– Как все повернулось, а? – сказала Сарит, спускаясь с лестницы. – Из монастыря девушку умыкнул!
– Сработала, наверно, его угроза даже в загробном мире ее душу в покое не оставлять. Этот его метод доведения всего до абсурда иногда, оказывается, даже на девушек воздействует.. А как ты думаешь, то, что он читал, действительно манускрипт Войнича?
– Если только в каком-то абсурдном переводе, – сказала Сарит. – Я еще вчера у него эту папку на столе видела… Она называется «Склоняясь над манускриптом – поэтический дневник».
– Правильно Давид сказал. Побольше непонятного, девушки это обожают.
Хорошо, что у моей двоюродной тети была просторная квартира. И тетя, и Давид были нам очень рады.
Андрей и Катя поженились в декабре. Как раз вскоре после их свадьбы Шарон объявил о своем намерении смести с лица Земли Израиля несколько еврейских поселений. Вскоре выяснилось, что он имеет в виду Гуш-Катиф – крупный поселенческий блок, расположенный в секторе Газа.
Все протесты оказались напрасны, и в августе 2005 года это злодейство было совершено. Правозащитники могли ликовать – они своего добились: на руины, оставшиеся от разрушенных еврейских поселений, вернулись пески, а на месте бывших цветущих вилл и парников выросли вечно полыхающие помойки и тренировочные лагеря террористов.
Многих религиозных сионистов это преступление, совершенное еврейским государством против себя самого и своего народа, привело в смятение. Многим стало казаться, что рав Кук, видевший в светском сионизме религиозный смысл, ошибся, что светское еврейское государство – это нонсенс, который изжил себя самого. Но рав Кук ясно предупреждал о том, что придут времена, когда национальное еврейское государство, отождествляемое им с Мессией бен-Йосефом, переживет тяжелейший кризис. Именно в этом смысле рав Кук трактовал слова Талмуда о том, что Мессия бен-Йосеф будет убит. Но это не означало у него гибели еврейского государства (до создания которого он так и не дожил), это означало воцарение Мессии бен-Давида и наступление тех времен, когда государство Израиль увидит свое предназначение не только в спасении еврейского народа, но также в объединении и возрождении всего человечества.
В «Орот Исраэль» рав Кук пишет: «В Мессии бен-Йосеф открывается национальная основа Израиля. Однако конечная цель – это не отгораживание и национальное единство, но желание объединить всех приходящих в мир в одну семью, чтобы все „призывали имя Господа”. И несмотря на то, что для этого также нужен особый центр... все-таки главное – это не только центр, но также и его воздействие на все человечество. И когда мир приведет национальное к универсальному, вместе с этим должно произойти также некое разрушение укоренившегося ограниченного понимания национального, связанного с изъяном частной любви. И поэтому в будущем Мессия бен-Йосеф будет убит, и царством истинным и осуществившимся будет Мессия бен-Давид».
В мире много насущных проблем, нуждающихся в решении, в мире множество страданий. Тут и голод в Африке, и страшные раковые заболевания, и беспризорные подростки, и жертвы сексуального насилия. Невозможно не проникаться этими проблемами, невозможно не жертвовать на благотворительные цели какие-то средства из своего кошелька. Но все же главная моя забота, главная моя боль – это заселение евреями Иудеи и Самарии. Эта задача видится мне самой насущной, самой приоритетной. Но не только потому, что эти Земли составляют сердцевину еврейского упования, что именно сюда на протяжении веков мечтали возвратиться миллионы изгнанников. Я почему-то верю, что насколько решится эта проблема, настолько решатся и все прочие: и голод в Африке, и наркомания, и международный терроризм, и даже озоновые дыры.
Поэтому, если бы у меня был миллиард долларов, я бы весь его инвестировал в еврейское заселение Иудеи и Самарии. Если бы у меня был миллион долларов, я бы и им распорядился точно также. На другие гуманитарные проблемы человечества я бы тоже, конечно, что-то в меру сил выделил, как выделяю и сейчас, но все же львиную долю того миллиарда или миллиона я бы вложил в развитие территорий. У меня нет этих денег. Все, что я смог сделать, это занять у банка (под 4,5 процента годовых) сто двадцать тысяч долларов, купить дом недалеко от ущелья Макух и поселиться в нем со своим семейством.
Еще в пору нашего медового месяца я расспросил Сарит о том, как она так сумела меня разыграть, то есть полностью убедить в том, что она возвращается к Пинхасу.
– Этот твой разговор с Пинхасом, когда он якобы сказал, что любит тебя. Это чему-то соответствовало? Что-то такое было?
– Не было! Не бойся, – рассмеялась Сарит. – Никого он не любит.
– Как же ты смогла так сыграть? Джулия Робертс ты моя! Сара ты моя Бернар! Я ведь из-за этих твоих слез по Пинхасу во все это поверил.
– Хочешь знать? Для того чтобы натурально представить его любящим меня, я должна была отыскать в нем что-то живое, что-то для самой себя привлекательное. Этим оказался его роман. Понимаешь, он там так живо и искренне эти сцены описал... Про Магдалину, например, как она пожертвовала ради жизни сына не только своей репутацией, но как будто даже и самой истиной, но все же нашла способ сохранить эту истину для последующих поколений. Видно, что живой человек все это придумал. Человек, которого можно полюбить.
