Форд посмотрел на него из угла, в котором он сидел и мычал какую-то мелодию. Он всегда находил космические перелеты довольно скучными.
— Да? — откликнулся он.
— Если ты работаешь исследователем для этой книги и был на Земле, то ты, наверное, собрал какой- нибудь материал?
— Да, я смог немного расширить первоначальную статью.
— Тогда покажи мне, что написано в твоем издании.
— Пожалуйста. — Форд снова подал ему книгу.
Артур схватил ее, стараясь сдержать дрожь в руках. Он набрал название. Экран замигал и выдал страницу текста. Артур уставился на нее.
— Здесь нет статьи о Земле! — заявил он.
Форд заглянул через его плечо.
— Есть, — сказал он. — Вон, внизу экрана, под Эксцентрикой Галлумбитс, трехгрудой шлюхой с Эротикона-6.
Артур посмотрел, куда указывал Форд, и увидел. В первый момент он не мог понять, а потом чуть не лопнул от возмущения.
— Что? «Безвредна»? И это все? Безвредна! Всего одно слово!
Форд пожал плечами.
— В Галактике сто миллиардов звезд, а в микропроцессорах книги не так много места, — сказал он. — Ну, и конечно, никто почти ничего не знал о Земле.
— Но я надеюсь, ты это исправил?
— Да, я переправил редактору новое содержание статьи. Он, правда, его немного сократил, но все же стало побольше.
— И что там написано сейчас? — спросил Артур.
— «В основном безвредна», — процитировал Форд, слегка смутившись.
— В основном безвредна! — воскликнул Артур.
— Что за шум? — прошептал Форд.
— Это я кричу, — сообщил Артур.
— Нет! Замолчи! — сказал Форд. — Кажется, мы влипли.
— Так тебе кажется, что мы влипли?
За дверью был слышен топот марширующих ног.
— Дентрасси? — прошептал Артур.
— Нет, это подкованные башмаки, — ответил Форд.
В дверь громко постучали.
— Тогда кто? — спросил Артур.
— Ну, если нам повезло, то это вогоны, которые просто вышвырнут нас за борт.
— А если не повезло?
— А если не повезло, — мрачно сказал Форд, — и капитан не пошутил, то сначала он почитает нам свои стихи.
Глава 7
Поэзия вогонов занимает третье место среди самой плохой поэзии во Вселенной.
Второе место занимает поэзия азаготов с планеты Крия. Когда их Великий Бард Хрюкер Вздутый читал свою поэму «Ода маленькому зеленому катышку, найденному мною у себя подмышкой летним утром», четверо из публики умерли от внутреннего кровоизлияния, а президент Центрально-Галактического Совета Изящных Искусств выжил лишь благодаря тому, что отгрыз себе ногу. Говорят, что Хрюкер был «недоволен» приемом, оказанным его поэме, и вознамерился было прочесть свой двенадцатитомный эпический труд, озаглавленный «Любимое мною бульканье в ванне», когда его толстая кишка, в отчаянной попытке спасти жизнь и цивилизацию, проскочила через его горло и защемила мозг.
Самая же плохая поэзия во Вселенной погибла вместе со своим создателем Полой Нэнси Миллстоун Дженнингс из Гринбриджа, что в графстве Эссекс, в Англии, при уничтожении планеты Земля.
Простетный Вогон Джельц улыбнулся очень медленно. Он сделал так не ради эффекта, а потому что не мог вспомнить правильную последовательность движения мышц. Он только что побаловал себя освежающей серией воплей на своих пленников, и теперь чувствовал себя отдохнувшим и готовым к небольшой гнусности.
Пленники сидели в Креслах для Прослушивания Стихов — привязанные к спинкам. Вогоны не питали иллюзий по поводу того, как люди воспринимают их стихи. Поначалу их попытки стихосложения имели целью навязать всем мнение о себе как о зрелой и культурной расе. Теперь же единственным мотивом для сочинительства была их беспросветная зловредность.
Лоб Форда Префекта был в холодном поту, по которому скользили электроды, закрепленные на его висках. Они соединялись со специальными электронными устройствами — усилителями образов, модуляторами ритма, аллитеративными отстойниками и стилистическими шлакосбрасывателями — специально разработанными для наиболее глубокого и объемлющего восприятия поэтического замысла.
Артур Дент дрожал. Он не имел никакого представления о том, что его ожидало, но ему совсем не понравилось ничего из того, что с ним до сих пор происходило, и он не ожидал изменений к лучшему.
Вогон начал читать какой-то гадкий отрывок из опуса собственного сочинения.
— Как суетны и бздоподобны… — начал он.
По телу Форда пробежали судороги. Это было хуже, чем даже он мог ожидать.
— …мне мочеиспускания твои! Как на букашке, хворой и безродной, обрыдли лишаи.
— А-а-а-а-а-а-а!!! — не выдержал Форд Префект, колотясь о спинку кресла головой, пронзаемой болью. Рядом с собой, как в тумане, он видел Артура Дента, развалившегося в кресле. Он стиснул зубы.
— Тебя я заклинаю, хряпни, — продолжал безжалостный вогон, — по грымзам драндулетовым моим.
Его голос поднялся до страстного и пронзительного крика.
— И круговертно сдрызни мои мощи, не то тебя в злокобеляцкий коржик сверну я биндель-вурделем своим. Смотри же у меня!
— А-а-а-ы-ы-ы-ы-ы-ы-х-х-х… — завыл Форд Префект, забившись в судорогах, когда последняя строка, усиленная электронным оборудованием, ударила ему в виски. Затем он обмяк.
Артур сидел в непринужденной позе.
— Ну, земляне, — проворчал вогон (он не знал, что Форд Префект был не с Земли, а с небольшой планеты вблизи Бетельгейзе, а если бы и знал, то ему было бы все равно). — У вас есть простой выбор: либо погибнуть в вакууме, либо… — он сделал паузу для мелодраматического эффекта, — сказать мне, насколько, по-вашему, хороши мои стихи!
Он откинулся на спинку огромного кожаного кресла, напоминающего формой летучую мышь, и уставился на них. Он снова сделал лицом улыбку.
Форд не мог отдышаться. Он провел шершавым языком по пересохшим губам и застонал.
Артур сказал жизнерадостно:
— Вообще-то, мне понравилось.
Форд повернулся к нему, уронив челюсть. Такое ему в голову просто не приходило.
Брови вогона удивленно поднялись и закрыли его нос, что сделало его чуть-чуть симпатичнее.
— Ну. хорошо… — пробормотал он в изрядном замешательстве.
— Да, да, — сказал Артур. — Я думаю, что некоторые метафизические образы очень эффектны.
Форд все еще таращился на него, пытаясь осмыслить этот совершенно новый для него подход. Может
