о могущественном предке мистера Проссера были ярко выраженное пузо и страсть к меховым шапкам.
Он ни в коей мере не был великим воином, напротив, он был нервным и озабоченным человеком. Сегодня он был особенно озабочен тем, что у него серьезно не заладилась работа — проследить за тем, чтобы дом Артура Дента был снесен до конца дня.
— Бросьте, мистер Дент, — говорил он. — Вы прекрасно знаете, что ничего не добьетесь. Не будете же Вы бесконечно лежать перед бульдозером. — Он попытался гневно сверкнуть глазами, но они не сверкали.
Артур лежал в грязи, и она издевательски хлюпала на мистера Проссера.
— А может, буду? — сказал он с вызовом. — Посмотрим, кто дольше выдержит.
— Боюсь, Вам некуда деваться, — сказал мистер Проссер, схватившись за свою меховую шапку и ворочая ею по макушке. — Нужно строить скоростную трассу, и ее будут строить!
— Впервые об этом слышу, — ответил Артур. — Зачем?
Мистер Проссер погрозил ему пальцем, потом подумал и спрятал палец.
— Как зачем? — сказал он. — Это же скоростная трасса! Их нужно строить.
Скоростные трассы — это приспособления, которые позволяют людям очень быстро переезжать из пункта А в пункт Б, не мешая людям, которые очень быстро переезжают из пункта Б в пункт А. Люди же, живущие в пункте В, находящемся между ними, часто удивляются, что такого есть хорошего в пункте А, что люди из пункта Б так хотят туда попасть, и что такого есть хорошего в пункте Б, что люди из пункта А так хотят туда попасть. Они бы не возражали, если бы люди раз и навсегда решили для себя, где же им все- таки лучше.
А мистеру Проссеру хотелось быть в точке Г. Точка Г не была каким-то конкретным местом, это могло быть любое удобное местечко подальше от точек А, Б и В. Он бы хотел иметь в точке Г милый домик с топориками на двери и приятно проводить время в точке Д, которая представляла бы собой ближайший к точке Г паб. Вообще-то, его жена хотела бы, чтобы на двери были розы, но он предпочитал топорики. Он и сам не знал, почему — просто ему нравились топорики.
Ему было жарко под глумливыми ухмылками бульдозеристов. Он переминался с одной ноги на другую, но и на той, и на этой ему было одинаково неудобно. Очевидно, кто-то оказался до отвратительности некомпетентным, и он от всей души надеялся, что это не он.
Мистер Проссер сказал:
— Ведь у Вас было время для жалоб и предложений.
— Время? — возмутился Артур. — Какое время? Я узнал об этом только вчера, когда ко мне пришел рабочий. Я спросил его, не мыть ли окна он пришел, а он ответил, что пришел ломать дом. То есть, он сказал мне об этом не сразу, а сначала протер пару окон и взял с меня за это пятерку.
— Но, мистер Дент, план строительства висел в муниципалитете целых девять месяцев.
— Да, конечно, как только я об этом вчера услышал, я пошел посмотреть на этот план. Вы ведь не стали утруждать себя тем, чтобы привлечь к нему внимание, и не довели его до сведения населения.
— Но план висел на доске объявлений.
— На какой доске? Чтобы найти его, мне пришлось спуститься в подвал!
— Да, доска объявлений находится именно там.
— С фонарем!
— Наверное, лампочка сгорела.
— А лестница в подвал тоже сгорела?
— Но ведь вы же нашли объявление, правда?
— Да, — сказал Артур, — нашел. Оно было на дне запертого шкафа с бумагами, который стоял в неработающем туалете, на двери которого висела табличка «Осторожно, леопард!»
Над ними проплыло облако. Оно бросило тень на Артура Дента, лежавшего, опершись на локоть, в холодной грязи. Мистер Проссер нахмурился.
— Ну, это ведь не такой уж хороший дом… — сказал он.
— Извините, но мне нравится.
— Скоростная трасса понравится вам больше.
— Ох, замолчите, — сказал Артур Дент. — Замолчите и убирайтесь вместе с вашей трассой. Вы не имеете права и сами об этом знаете.
Мистер Проссер пару раз открыл и закрыл рот, а в уме его промелькнула необъяснимая, но ужасно привлекательная картина: дом Артура Дента пожирает пламя, а сам Артур с воплями выбегает из пылающих развалин с тремя, как минимум, мощными копьями, торчащими из спины. Голос его задрожал, но он овладел собой.
— Мистер Дент, — сказал он.
— Да, я слушаю, — ответил Артур.
— Немного фактов. Вы знаете, насколько пострадает этот бульдозер, если переедет вас.
— Насколько же? — спросил Артур.
— Ровным счетом ни насколько, — ответил мистер Проссер и нервно пошел прочь, не понимая, откуда взялись вдруг в его голове тысячи волосатых всадников и почему они на него кричат.
По любопытному совпадению, именно «ровным счетом ни насколько» не подозревал произошедший от обезьяны Артур о том, что один из его близких друзей вовсе не произошел от обезьяны, а прибыл с небольшой планеты неподалеку от Бетельгейзе. Впрочем, он всем говорил, что он из Гилфорда.
Артур Дент об этом совершенно не подозревал.
Этот человек появился на Земле примерно за пятнадцать земных лет до описываемых событий и прилагал все усилия, чтобы не выделяться ничем особенным среди местного населения — весьма, надо сказать, успешно. Например, все эти пятнадцать лет он притворялся безработным актером, что было достаточно правдоподобно.
Он допустил, однако, одну оплошность, уделив недостаточно внимания предварительным исследованиям. На основании собранной им информации он выбрал себе имя Форд Префект, решив, что в нем нет ничего особенного.
Он был не особенно высокого роста, его черты были яркими, но не особенно красивыми. У него были жесткие рыжеватые, зачесанные назад волосы. Его кожа, казалось, была натянута от носа к затылку. В нем было что-то странное, хотя трудно было сказать, что именно. Возможно, он недостаточно часто моргал, и при разговоре с ним, даже недолгом, ваши глаза невольно начинали слезиться. Или может, его улыбка была немного шире, чем нужно, и у людей возникало ощущение, что он вот-вот бросится им на шею.
Друзья, которых он завел на Земле, считали его эксцентричным, но безобидным человеком — пьяницей со странными привычками. Например, он часто являлся без приглашения на университетские вечеринки, напивался и начинал глумиться над любым бывшим там астрофизиком до тех пор, пока его не вышвыривали вон.
Иногда, в странном отвлеченном настроении, он, как загипнотизированный, смотрел в небо, пока кто-нибудь не спрашивал его, что он делает. Он виновато вздрагивал, затем, успокоившись, усмехался.
— Да так, высматриваю летающие тарелки, — шутил он, и все смеялись и спрашивали, какие именно летающие тарелки он надеется увидеть.
— Зеленые! — отвечал он с ехидной улыбкой и бешено хохотал, а затем бросался к ближайшему бару и заказывал всем невероятное количество выпивки.
Как правило, такие вечера кончались плохо. Форд напивался до одури, затаскивал в угол какую- нибудь девушку и невнятно пытался втолковать ей, что на самом деле цвет летающих тарелок большого значения не имеет. После этого он полупарализованно ковылял по ночной улице и спрашивал у полицейских, как добраться до Бетельгейзе. Полицейские обычно говорили ему что-нибудь вроде:
— А не пора ли Вам домой, сэр?
— Давно пора, милый, давно пора, — неизменно отвечал в таких случаях Форд.
В действительности же, глядя отрешенно в ночное небо, он высматривал там любую, какую угодно летающую тарелку. Он говорил «зеленые» лишь потому, что космические коммивояжеры с Бетельгейзе были обычно зелеными.
Форд Префект в отчаянии ждал хоть какой-нибудь летающей тарелки, потому что пятнадцать лет — слишком долгий срок, чтобы застрять где-то, тем более в таком умопомрачительно скучном месте, как
