меня то, что хотели. Говорите.
Они посмотрели друг на друга и пожали плечами. Фук успокоился и собрался.
— О Глубокомысленный Компьютер, — сказал он, — задача, для выполнения которой ты создан, такова. Мы хотим, чтобы ты сказал нам… — он замолк на секунду, — …Ответ!
— Ответ? — удивился Глубокомысленный. — Какой ответ?
— Жизни! — с жаром воскликнул Фук.
— Вселенной! — произнес Ланквил.
— Всего на свете! — сказали они хором.
Глубокомысленный замолк, размышляя.
— Мудрено, — сказал он, наконец.
— Но ты сможешь?
Компьютер снова задумался.
— Да, — сказал он, — смогу.
— Значит, ответ есть? — прошептал Фук, у которого от волнения перехватило дыхание.
— Простой ответ? — уточнил Ланквил.
— Да, — ответил Глубокомысленный. — Жизни, Вселенной и Всего на Свете. Но, — добавил он, — мне нужно над этим подумать.
Внезапно раздался шум и крики. Двери распахнулись, и два сердитых человека в выцветших синих балахонах и поясах Круксванского университета ворвались в комнату, растолкав стоявших у дверей лакеев, тщетно пытавшихся преградить им путь.
— Мы требуем, чтобы нас впустили! — крикнул младший из двоих и двинул молодого аккуратного секретаря локтем в кадык.
— Прочь! — кричал старший. — Не смейте стоять у нас на пути! — и он выпихнул за дверь младшего программиста.
— Мы требуем, чтобы вы не смели стоять у нас на пути! — завопил младший, хотя он уже уверенно стоял посреди комнаты, и никто больше не предпринимал попыток его остановить.
— Кто вы такие? — гневно спросил Ланквил, поднимаясь с кресла. — Что вам нужно?
— Я — Мэджиктайс! — заявил старший.
— А я настаиваю на том, что я Врумфондель! — выкрикнул младший.
Мэджиктайс повернулся к Врумфонделю.
— Эй, все уже в порядке, — одернул он его сердито, — на этом не нужно настаивать.
— Отлично! — закричал Врумфондель и ударил кулаком по ближайшему столу. — Я Врумфондель, и это не требование, а непреложный факт! Мы требуем непреложных фактов!
— Нет! — раздраженно воскликнул Мэджиктайс. — Как раз этого мы и не требуем!
Почти не переводя дыхания, Врумфондель заорал:
— Мы не требуем непреложных фактов! Мы требуем полного отсутствия непреложных фактов! Я настаиваю на том, что я, может быть, Врумфондель, а может и нет!
— Да кто же вы, черт возьми, такие? — воскликнул в отчаянии Фук.
— Мы — философы, — ответил Мэджиктайс.
— А может быть, и нет, — сказал Врумфондель, строго грозя программистам пальцем.
— Мы философы, — твердо повторил Мэджиктайс. — И мы пришли сюда как представители Объединенного Союза Философов, Мудрецов, Светил и прочих Мыслителей, и мы хотим, чтобы эту машину выключили, и выключили сейчас же!
— А в чем, собственно, проблема? — спросил Ланквил.
— Я скажу вам, в чем проблема, любезный, — сказал Мэджиктайс. — Проблема в демаркации сфер деятельности.
— Мы настаиваем на том, — снова завопил Врумфондель, — чтобы проблема была в демаркации или не была в демаркации.
— Пусть машины складывают и вычитают, — угрожающе сказал Мэджиктайс, — а вечными истинами будем заниматься мы. Мы прекрасно знаем свои права, дружище. По закону поиски Высшей Истины являются неотъемлемой прерогативой работников мыслительного труда. Если какая-нибудь треклятая машина найдет ее, мы все тут же окажемся без работы. Что толку нам сидеть всю ночь и спорить, есть Бог на свете или нет, если наутро этот аппарат может просто взять и выдать нам номер его телефона?
— Верно! — закричал Врумфондель. — Мы требуем жестких границ сомнения и неопределенности!
Неожиданно комнату заполнил громоподобный голос.
— Могу я высказать замечание по этому поводу? — осведомился Глубокомысленный.
— Мы устроим забастовку! — взвизгнул Врумфондель.
— Правильно! — согласился Мэджиктайс. — Мы проведем национальную забастовку философов.
Уровень шума в комнате резко повысился: это включились дополнительные басовые динамики, чтобы добавить голосу Глубокомысленного немного мощности.
— Я просто хотел сказать, — прогрохотал компьютер, — что мои схемы уже получили не подлежащее отмене задание на расчет Окончательного Ответа Жизни, Вселенной и Всего на Свете, — он сделал паузу, довольный тем, что все внимание сосредоточилось на нем, а затем продолжил, уже тише. — Но выполнение этой программы займет некоторое время.
Фук беспокойно посмотрел на часы.
— Сколько? — спросил он.
— Семь с половиной миллионов лет, — ответил Глубокомысленный.
Ланквил и Фук посмотрели друг на друга, хлопая глазами.
— Семь с половиной миллионов лет!… - воскликнули они хором.
— Да, — произнес Глубокомысленный. — Я ведь сказал, что мне нужно подумать. И мне кажется, что выполнение подобной программы должно вызвать огромный и неиссякаемый общественный интерес ко всем областям философской науки. Будет предложено множество теорий относительно того, к какому ответу я, в конце концов, приду. А кто, если не вы, сможет лучше всех использовать этот рынок? Ведя друг с другом ожесточенную полемику, и поливая один другого грязью в популярной прессе, вы сможете всю жизнь оставаться у кормушки. Как вам идея?
Философы смотрели на компьютер с открытыми ртами.
— Чтоб я сдох! — сказал Мэджиктайс. — Вот это я называю мыслить! Скажи, Врумфондель, почему мы с тобой не умеем так рассуждать?
— Хрен нас знает, — прошептал Врумфондель в священном ужасе. — Наверное, наши мозги слишком высокоразвиты, Мэджиктайс.
С этими словами они развернулись и вышли прочь, навстречу новой жизни, какая не снилась им даже в самых сладких снах.
Глава 26
— Все это, конечно, очень увлекательно, — сказал Артур, когда Слартибартфаст изложил ему основные факты этой истории, — но я не понимаю, какое это имеет отношение к Земле, к мышам и ко всему прочему.
— Это лишь первая часть, землянин, — ответил старик. — Если тебе интересно узнать, что произошло семь с половиной миллионов лет спустя, в великий день Ответа, позволь мне пригласить тебя в свой кабинет, где ты сможешь стать свидетелем этих событий — они записаны на сенсопленку. Или, может, ты желаешь побывать на поверхности Новой Земли? Боюсь, она пока не доделана: мы еще не закопали в ее кору искусственные скелеты динозавров; потом нам нужно будет наложить третичный и четвертичный периоды кайнозойской эры, и…
— Нет, спасибо, — отказался Артур, — все равно это будет не то.
— Нет, — подтвердил Слартибартфаст, — не то.
