В это время к дверям сарая как раз подошли председатель с учителем.
– Дядя Баграт, ну когда же вы нашу ферму признаете? – бросилась к ним навстречу Асмик.
Суровое лицо Баграта посветлело, глаза потеплели. Каждый раз, когда Баграт встречал эту девочку, его сердце смягчалось, взгляд теплел. Отец Асмик, Ованес, прямодушный и честный человек, рука об руку с Багратом сражался против фашистов, из одного котелка ел, а однажды в штыковом бою спас ему жизнь. На руках у Баграта Ованес и умер, отдав свою жизнь за советскую Родину в сражении на берегах Одера.
Баграт молча погладил шелковистые темно-каштановые волосы девочки и незаметно вздохнул.
Войдя в сарай, он увидел птенцов и улыбнулся.
– И впрямь вылупились! – сказал председатель. – Теперь счетовод может оформить вашу затею. А пока вот пойдите и получите обед для ваших питомцев.
Он вынул из кармана блокнот и, написав записку, дал ее Грикору. Тот торопливо побежал на склад.
Дружески беседуя, Баграт и Арам Михайлович ушли. Школьники чувствовали, что разговор идет о затеянном ими общественном деле, и лица их светились радостью.
Заведующий складом, ворча, отпустил яйца. Он не верил в удачу этого дела.
Птенцы лысухи, постукивая клювиками, ели желтки крутых яиц, а дед Асатур смотрел на них и самодовольно поглаживал бороду. Он, казалось, помолодел лет на двадцать.
– Доченька, а когда же вылупятся гусята?
– Скоро, скоро… Вон из этого инкубатора ждем.
– А утки? – спрашивал старик.
– Чирки вылупятся, наверно, завтра – послезавтра. А в этом инкубаторе есть еще яйца и серых уток.
В последующие дни действительно начали вылупляться утята. Сарай наполнился их веселым писком. Еще крошечные, они, завидев воду, мчались к корытам и стайками плавали и ныряли, делая вид, будто корм из воды добывают. Кормили их творогом и крутыми, мелко накрошенными яйцами.
Однажды, войдя в сарай, Асмик остановилась в изумлении. В углу на соломе была сложена горка яиц. Рядом на корточках сидел Грикор и пересчитывал их.
– Откуда? – спросила Асмик.
– Помнишь, крысы у нас занимали? Вот и вернули. Из уважения ко мне. Вам бы они не отдали.
– Грикор, скажи правду: где достал?
– Говорю вам: крысы постыдились своего разбойничьего поведения и назад отдали…
Так ребята и не узнали, откуда достал Грикор яйца. Разве что и на самом деле нашел крысиный склад…
– Ну-ка, посчитай, Асмик. По-моему, сколько взяли, столько и отдали. Только три штуки я им оставил, для их детенышей: жаль мне их стало, – сказал Грикор.
– Так, значит, ни одного и не съели? – удивился Камо.
– Представь себе, ни одного. У них пока крысенят нет: о будущих заботились. Подумайте только, какие сердечные родители! А вы еще презираете мышей. Я бы просто расцеловал им мордочки за добрые их сердца!
– Фу! Ты опять?.. Ох, и как же крысы ненавидят сейчас Грикора! – смеялась Асмик. – Ночью придут и загрызут его, сонного.
– Так я здесь и остался, чтобы они меня загрызли!.. Кончено, шабаш! Я свой долг выполнил. Два батальона птенцов от меня получили, мою долю? Ну и прощайте!
– Нет, Грикор, гусиным яйцам еще срок не вышел, им еще денек лежать надо. Еще на две – три ночки останься, – упрашивал его Камо.
– Ну, если секретарь комитета комсомола приказывает, надо подчиниться, ничего не поделаешь!
ТРЕВОЖНЫЙ ДЕНЬ
Настал двадцать восьмой день.
В тот момент, когда первый гусенок зашевелился в яйце и пробил скорлупку своим желтеньким, но уже крепким клювиком, Армен, сидевший у инкубатора и не спускавший глаз с термометра, вдруг испуганно вскочил с места.
– Асмик, температура падает! – едва переводя дыхание, сказал он.
– Как? В обоих?
– Нет, только в этом.
– Отчего?
– Энергия в аккумуляторах истощается.
– Что же теперь будет?
– Остынут яйца. Надо скорее найти новые аккумуляторы!
Асмик побежала звать на помощь Камо.
Он сейчас же прибежал в сарай. Вдвоем с Арменом они разыскали деда Асатура и Грикора,
