— она не подавляла себя, свои чувства и реакции. Поэтому выглядела человеком, с которым можно открыто общаться, потому что не выдавала себя за кого-то другого. Она была единственной из женщин нашего офиса, с кем я мог комфортно обсуждать отношения мужчин и женщин.
Однажды мы вместе шли из офиса в сторону метро и разговаривали о пустяках. Когда она в очередной раз сказала, что была с кем-то там в ресторане, я спросил, кто обычно платит по счету, когда она с мужчиной. Ответила, не моргнув глазом:
— Мужчина, конечно.
— Почему?
Вопрос ее так удивил, что она замолчала и задумалась.
— Ну-у-у… Так.
— Аты когда-нибудь платишь сама?
Оказывается, да, но только когда с подругами. Мне стало интересно кое-что прояснить. Дело в том, что у меня был комплекс насчет денег. Я всегда считал, что мужчина, у которого нет денег, чтобы заплатить за любой каприз дамы, не вполне мужчина. Я понимал умом, что это глупость. Что мы все, мужчины и женщины, одинаково зарабатываем деньги, а не срываем их с деревьев. Что, в конце концов, женщины трахаются с мужчинами, а не с их кошельками. Но где-то в глубине души мне было стыдно непонятно перед кем за то, что я не Роман Абрамович и даже не средней руки звезда канала MTV, и у меня всегда было, как мне казалось, недостаточно денег. К тому же некоторые из женщин, тонко чувствующих мужские комплексы, манипулировали мной через мою самооценку в контексте денег, у меня от них остался неприятный осадок, и я в глубине души всегда ожидал от других женщин такой же грязной игры.
Разговаривая с Аллой, я не пытался навязать ей свою картину мира. Я не говорил о том, что правильно и неправильно. Я всего лишь притворился пришельцем с Марса, который не в курсе человеческих обычаев и предрассудков и хочет рационального объяснения, почему одни люди, по мнению других, должны за них платить, и как вообще это все устроено.
— Ну, вот мы сидим в ресторане, не таком уж дорогом, и ничего особенного не покупаем. Получается рублей по семьсот с человека, — объясняла она. — Это не такие большие деньги.
— Прекрасно, — ответил я. — Это действительно небольшие деньги. Именно по этой причине ты можешь и сама за себя заплатить, правда?
В ответ она тихо сказала, растягивая гласную в долгий выдох:
— Да-а-а, — и впала в ступор.
Я молчал, чтобы не мешать ей думать. Через полминуты она сказала:
— Ну, вообще-то я общаюсь с такими успешными людьми, что они сами рады заплатить за меня. А если я заплачу за себя сама, то они даже обидятся.
— Аты часто бываешь в ресторанах с мужчинами не такого круга? Которые тебе почему-то приятны, интересны, но не готовы или не хотят за тебя платить?
— Нет, практически никогда.
— Я хочу спросить… Просто интересно. Может быть ты, возможно, не задумываясь, всегда стремишься ходить на такие развлечения именно с богатыми мужиками?
Опять ступор секунд на двадцать.
— Так ведь… Мужчина должен… Так принято.
— Итак, ты считаешь, что мужчина должен, потому что так принято. А ты, в свою очередь, всего лишь подчиняешься традициям. И по счастливому совпадению эта традиция в твою пользу, потому что ты не платишь. Платят за тебя. Эта традиция прекрасна, потому что она тебе выгодна.
Она ничего не ответила и посмотрела на меня, как мне показалось, с укором.
— Алла, я тоже обычно за женщин плачу, — сказал я. — Я не против. Просто я сейчас подумал, что это такая традиция, за которой нет никакой рациональной основы, и которая действительно выгодна женщине. Ну правда ведь. Выгодно же получать что-то приятное за чужой счет. А тут такая удобная традиция. И ты вроде даже не настаиваешь, чтобы он за тебя платил. Просто так принято. И у тебя всегда само собой так получается, что ты ходишь в ресторан с мужиками, которые имеют деньги и легко поддерживают эту традицию. Им платить приятно. А тебе приятно не платить. И все естественно, потому что так принято. Мужчина должен платить — и все. Правда ведь?
— Правда. Так принято. Если бы я была мужчиной, то я бы платила. Мужчина должен. Это традиция.
— Вот именно. Если бы у моей бабушки был член, то она была бы дедушкой. А если бы я был женщиной, мне было бы выгодно настаивать на красоте, справедливости и обязательности этой традиции, потому что если она соблюдается мужчинами в отношении меня, то мне комфортнее жить. Все любят хорошее вино и вкусную еду, а уж если за чужой счет, то тем более.
— Между прочим, я не прошу тебя платить за меня.
— Я бы и не стал. Мы с тобой не настолько близки. Речь о другом. Тут вот что интересно. К мужчинам деньги приходят точно так же, как к тебе, — в обмен на работу. Но ты считаешь, что мужчина должен, а ты нет. Почему?
Она посмотрела на меня глазами, выражавшими к тому моменту окончательную растерянность, и сказала:
— Потому что я себя уважаю.
После этих слов в ступор впал уже я. Потерял дар речи на несколько секунд. Я остановился, глядя на нее, она тоже остановилась, и мы оказались напротив друг друга посреди широкого тротуара Лужнецкой набережной. Когда мне удалось осмыслить услышанное, я спросил:
— По-твоему, за себя сами платят девушки, которые себя не уважают?
— Ну-у-у, не-е-ет, — сказала она, теряясь еще больше.
— Или за столиком платит тот, кто себя уважает меньше? Вот если я себя уважаю, значит, ты должна платить за меня?
Немая сцена. Алла смотрит на меня, раскрыв рот, абсолютно круглыми глазами.
Мы пошли дальше. Говорили о чем-то другом. В вагоне метро она смотрела на меня задумчиво. При прощании сказала:
— Игорь, ты самый интересный собеседник…
Позднее я вспомнил о нашем разговоре и подумал, что мужчины в ее присутствии никогда даже не задумываются о том, чтобы не заплатить за нее. Она сама так глубоко убеждена в том, что так и должно быть, что это транслируется на ее лице, и никто не сомневается в том, что так и устроен мир. Она совершенно конгруэнтна — выражает только то, что думает, и делает только то, что хочет. Мне захотелось быть таким же уверенным в правильности собственного восприятия окружающего мира, как эта девочка.
Но я знал, что я… Как бы сказать поточнее… Я не могу жить вот так просто. Быть таким уверенным в своем праве быть самим собой. Я этого недостоин.
Я был слишком часто неуверен в себе. Точнее, уверен в том, что во мне все не так, неправильно, некрасиво и недостойно. Что нужно быть другим — не таким, какой я есть. Быть умнее, интереснее, привлекательнее, сильнее, талантливее, смелее, лучше, богаче, тоньше, круче. В общем, так, как у меня никогда не получится…
Глядя на людей вокруг, я видел зеркала, которые меня отражали. В одних видел что-то отвратительное — такое, что знал о себе. Этих людей я презирал и ненавидел — за то, что я такой же. Меня это бесило. Хотелось разбить зеркало. В других я видел того себя, который мне нравился и которым, казалось, я мог бы быть. Это такое классное чувство — я просто вижу, что делает человек, восхищаюсь, даже хочу присоединиться к его игре и тут же понимаю: «Я могу так же! Я такой же!» Во мне происходит вспышка радостного оживления. Но сразу после этого где-то внутри звучит голос, слышный только мне: «Ты не такой. У тебя не получится. Будут смеяться. Не высовывайся. Ты не имеешь права. Ты ничего подобного не достоин, и ты сам это хорошо знаешь». После этого внутри меня что-то надламывается. Я начинаю понимать, что действительно не такой и таким уже никогда не буду. В таких случаях мне становилось смертельно тоскливо. Я хотел закрыть глаза, чтобы не видеть отражение себя, которое мне очень по душе, но в которое не смею верить.
Я всегда был уверен, что мне нельзя быть самим собой
