работали, находится в эпицентре землетрясения, их эвакуировали, и сейчас они живут в хостеле. Я не могу там спать бесплатно, зато без проблем могу оставить у них в комнате свои рюкзаки, а также бессовестно пользоваться компьютером с бесплатным интернетом в просторном фойе. Что я и делал в последующие четыре дня, по 24 мая. Кстати, «Живой журнал» в Китае заблокирован — у китайских властей свое понимание свободы слова, так что я делал записи в блоге через прикрученные к ЖЖ сайты… А еще в этом хостеле можно было на халяву принимать душ и там же, в душе, постирать что-то из одежды.
В тот же день я зашел в большой супермаркет неподалеку — «Уолл март». Американский, но все товары китайские. На английском ни ценников, ни этикеток. Купил какое-то красное вино в надежде, что оно будет сухим. Дешевое, в пересчете на наши деньги всего один доллар с копейками. Мои американцы вину очень обрадовались. Я думал, ну вино и вино, что такого. Однако они очень оживились. Разлили его в пластиковые стаканчики и сказали «чирз!» Оказалось приторно-сладкое.
— А русские девушки любят американских парней? — спросил тот, который помоложе. Ему, кажется, двадцать девять.
— Смотря какие девушки, — сказал я. — И смотря каких парней.
Он вздохнул. Сказал, что у него была только одна девушка в Штатах. А здесь, в Китае, девушки имеют интерес к американцам только из-за денег. Или чтобы выйти замуж, получить визу и свалить в Америку.
— В общем, суки они, — заключил он.
Я подумал: «Почему же суки? Просто их цели не совпадают с твоими». Но вслух ничего не сказал.
Мне показалось, что они постоянно находятся в слегка депрессивном настроении. Они ответили, что да, в общем, так и есть, потому что их жизнь здесь устроена совсем не так, как хотелось бы. Ни семьи, ни секса, ни друзей, ни развлечений, ни достаточных для сбережений доходов, ни динамичной карьеры, и только призрачное будущее, что когда-то что-то изменится, они будут знать Китай, китайцев и китайский язык, и что-то сложится. Мне это не понравилось.
— А сколько вам платят за работу?
— Три тысячи пятьсот юаней.
Я быстро пересчитал в доллары.
— Фак! Пятьсот долларов! Это даже для русских мало! У нас в Москве на эти деньги жить нельзя. А вы американцы. Я думал, американцы никогда не работают меньше, чем за несколько тысяч.
— Американцы бывают разные. Многие работают на дополнительной работе, чтобы подзаработать несколько сотен в месяц. А здесь жизнь стоит дешево. Чтобы жить у себя в Небраске так, как я живу в Китае на три с половиной тысячи юаней, мне нужно было бы пять тысяч долларов. Жилье стоит безумно дорого. И вообще все дорого, а работы хорошей нет.
Я не впервые слышал от американцев грустные рассказы, так радикально отличающиеся от того, что привыкли думать об Америке жители нашей страны, судя по голливудским фильмам. Я не сомневался в том, что эти парни знают, что говорят. Между тем, в их речи было что-то отталкивающее. Тональность. Неудачники.
Неудачник — это не тот, у кого нет денег, дорогой машины и дома с бассейном. Неудачник — это состояние души. Я знаю, о чем говорю. Знаю по себе. Некоторое время назад я понял, что на протяжении пройденных тридцати с лишним лет я нес в себе это состояние. Состояние, когда ты чувствуешь себя проигравшим, даже выигрывая. Даже не начав играть. И теперь, слушая этих парней из Небраски, глядя на их лица с опущенными уголками ртов, мне было очень неприятно. Мне не хотелось быть рядом с людьми, которые опустили руки и ноют. Я не осуждал их, их жизнь — не мое дело, просто чувствовал: очень не хочется заразиться их состоянием. Поэтому обрадовался, когда в комнату вошел жизнерадостный Майк, молодой парнишка из Израиля, и пригласил нас пойти на верхнюю террасу курить марихуану…
Ночь я провел в своей палатке на берегу реки, неподалеку отхостела. Оказалось очень удобно, просторно, свежо, никакого дискомфорта.
Следующий день прошел в прогулках по городу. Новенькие небоскребы в голубых и зеленых тонах. Нью-Йорк в сравнении с ними кажется серым и очень древним. По улицам ходят разнообразные люди. Иногда попадается гладко выбритый бизнесмен в чистеньком костюме и белоснежной рубашке. Чаще — крестьянского вида народ в национальной одежде. Вот идет мужичок серого цвета, старый пиджак, мешковатые брюки, кепка как у Ленина, изо рта торчит грубая папироса, катит велосипед, на багажник которого прикреплена коробка, в которой сидит маленький чумазый ребенок. Мимо проходят рабочие. Глазеют на меня. Я говорю одному, мол, иди сюда, мужик, будем фоткаться. Они теряются, смущаются. Не знают, как себя вести с иностранцами. Хватаю одного из них за плечо:
— Давай, братан, не стесняйся! — и фоткаю нас с ним в обнимку своим мобильником. Остальные хихикают и что-то оживленно говорят на своем квакающем языке…
На следующий день, во время размышления о ближайших планах на путешествие, меня накрыл новый инсайт. Когда я только выезжал из Москвы, в плане путешествия предпоследним пунктом была Индонезия. Я хотел провести там месяц, перед тем как перебираться в Австралию, и даже купил заранее билет авиакомпании Airasia, по смешной рекламной цене — около 60 американских долларов, из Бангкока в Джакарту. Но воспользоваться билетом уже не мог. Дело в том, что Афганистан и Средняя Азия, изначально не входившие в план, заняли около месяца. Теперь до указанного в визе Австралии крайнего срока въезда оставалось на месяц меньше. Выбирая, где провести оставшиеся до Австралии полсотни дней, в Таиланде и прилежащих к нему странах, или в Индонезии, я выбрал первое. То есть мой билет в Джакарту придется выбросить. Тут-то и пришел инсайт. Рассуждая о планах, я понял характерный для моего мышления шаблон. Что-то мешало отказаться от первоначального плана. Мешало так остро, почти как физическая боль. Я долго не мог понять, что не так. И вдруг понял — билет! Я уже купил билет в Индонезию! Покупкой билета я сам себя как бы запрограммировал. Я принял на себя обязательство туда лететь, а теперь не могу строить новые планы из-за старого билета!
Нечто подобное происходило со мной много раз в жизни. Затратив деньги, время и усилия на что-то, я механически продолжал движение в прежнем направлении. Даже если оно уже было ненужным или даже вредным, например, отвлекало от более актуальных задач. Я становился несвободным в выборе, потому что вложения, сделанные в прошлом, давно утратившие смысл, всегда держали меня невидимыми крючками. И вот эта вспышка инсайта. Вот, билет в Индонезию. Как с ним поступить? Я не могу или не хочу использовать его — значит, его для меня не существует. Что делать? Вычеркнуть, забыть — и точка… Неважно, что ты делал раньше. Важно, что тебе нужно делать для продвижения к целям, актуальным сейчас. Это осознание подействовало на меня освежающе…
Утром 25 мая я попрощался со своими американцами в хостеле. Вышел на улицу, как всегда, не зная точно, что делать дальше. Четкого плана не было, собирался сориентироваться по ходу.
Встал на тротуаре и начал голосовать. В какой-то момент в пространстве рядом материализовался очередной таксист. Водитель, прочитав мою бумажку-презентацию на китайском, начал что-то горячо говорить.
— Ай донт спик чайниз, мэн, — сказал я в ответ.
Он опять что-то говорил. Многие здесь хронически не понимают, что если иностранец мог бы говорить по-китайски, он бы так и сделал, а уж если говорит на каком-то своем языке, то, скорее всего, именно потому, что не знает местного… Впрочем, дело житейское — хочется денег заработать, ага. Надо прожать иностранца.
Вокруг нас собралась толпа. Появилась молодая англоговорящая китаянка в зеленой блузке.
— Меня зовут Мэри. Что я могу для вас сделать?
Я объяснил, что мне надо попасть в такой-то город, я путешествую без денег, поэтому мне надо выбраться отсюда на хайвэй, а дальше сам поймаю попутную машину. Мэри очень жестко наехала на таксиста. Она так поняла, что тот хотел беспомощного иностранца развести в ноль.
Дальше развивалась сцена, достойная драматического театра. Она на него кричала, а он огрызался. Она говорила, мол, ты че, сука, вытворяешь, ты че маленьких обижаешь, беспомощный иностранец тут в беду попал, он жить хочет, он голодный, наверное, ему же больно, а ты, сволочь, безобразия нарушаешь, таких как ты надо гнать в шею из партии… Возможно, она говорила немного другие слова, я же по-китайски не понимаю, но эмоциональная окраска — такая.
