Осколки

затем, чтобы снова вернуться сюда.
Но ты придешь,
когда ты придешь,
совсем иным,
чем ты уходил.
Ты будешь сильней,
будешь мудрей,
чтоб сделать и нас
сильнее, мудрей,
чтобы влить свою силу и мудрость в людей.
Получи же в пути свой опыт сполна
и забудь про мудрость Ананси.
Не верь, что насытишь желудок скорей,
позабыв про других людей,
ибо на этой земле,
в пути,
ни один человек не один.

Но в ту ночь я не очень уж сильно хотела, чтоб он вернулся как можно скорей. Вокруг свершалось так много странного! Да и слова прощания унесли меня в прошлое, и оно вселило в мою душу покой, потому что исполнено всеобщего понимания. За словами поднялись древние годы, заслонили нынешнее суматошное время и принесли ясность ушедших ночей. Даже голос Фоли, пропитанный ложью, не затуманил ясной чистоты этих слов, и она снова зазвучала над миром:

Когда человек остается один,
он страдает сильнее, чем раненый зверь,
и ничто так не ранит души людей,
как безлюдье на их пути.

И только теперь Фоли догадался, что настала пора почтить праотцев, — но и тут его руки вцепились в бутылку и никак не хотели расставаться с напитком. Он заставил духов, словно детей-попрошаек, ждать принадлежащее им по праву питье, а когда он начал разливать напиток, он, ненасытный и жалкий пьянчуга, уронил на землю лишь несколько капель — их не хватило бы на утоление жажды даже одному из ушедших раньше. Я посмотрела в глаза Фоли — они были мутные, с огромными белками, а зрачки их закатывались под верхние веки. Воровато и скаредно глядел он на бутылку. Ведь чем меньше напитка досталось бы духам, тем больше он влил бы в свой ссохшийся рот. Но этот человечишка с подгнившей душой сумел все же вспомнить великие слова, которые помогут Ваако в пути и защитят в чужедальних землях от бед. Фоли не сказал ничего лишнего, но все нужные слова были сказаны. Ночь уже опустилась на землю, но свет из дома освещал двор, и капли напитка, предназначенного духам, взблескивали, как высыхающая роса.

А ночь, хоть и безмолвная, была наполнена небывалой суетой. На стенах комнаты, в мелькании огней, вспыхивали огромные тени листьев, лучи приезжающих и уезжающих машин всползали на потолок, перекрещивались, сталкивались. Они напоминали мне светящиеся тени, которые я видела в давние годы, когда к нам приезжали автобусы с кино. А одна машина вдруг начала гудеть — видно, сидящий в машине не знал, что здесь смертные разговаривают с духами, хотя от имени уходящего в путь говорил всего лишь пьянчуга Фоли:

В пути
всегда таится беда,
и реки крови пролиты зря,
но люди знают, что им нельзя
прервать круговой путь.
В пути
всечасно таится опасность —
смерть тела и смерть души,
но каждый из нас спешит совершить
свой круговой путь.
Один — в просторах бескрайних морей,
один — в бескрайних озерах небес,
откуда наш вековой лес
кажется низкой травой.
Один — среди душ умерших людей,
один — в пустынях чужих земель,
один — среди белых людей.
Отцы,
опасность, беда и смерть
всегда таятся на нашем пути,
но ваш зов поможет ему идти,
поможет презреть
смерть.
Пусть
ваш зов облегчит ему путь,
пусть он поможет ему услыхать
вашу таящуюся в веках
правду, поправшую страх.
Помогите ему, отцы.
Помогите презреть страх
и преуспеть там,
куда он держит свой путь.
А когда он вернется к нам,
когда он вернется, пусть
на нас прольется, как дождь,
ваша всемогущая помощь.
Помогите ему, отцы,
в пути,
помогите вернуться.
Иди, уходящий, иди,
чтоб прийти,
иди, чтоб вернуться.

Да, это были великие слова, хотя произносил их жалкий человечишка. Я оглянулась и посмотрела на Баако. Он улыбался улыбкой юности. Церемония казалась ему непонятной, и он с нетерпением, как малое дитя, ждал, когда она подойдет к концу. Баако предстояло подняться в небо и провести ночь высоко над