США.
Для того, чтобы сделать свою работу, у нас будут две снайперские команды, джентльмены и четыре пулеметных расчета — это помимо ракетчиков. Все, что я хочу сказать, джентльмены — группируйтесь вокруг них. Защищайте их. Слушайте и поддерживайте ваших лидеров команд! Мы не знаем, что приготовили нам русские, но я могу сказать вам, что если будет бой — то он будет тяжелым и жестоким. И я хочу, чтобы каждый из вас перед взлетом еще раз проверил свое оружие, свое снаряжение и выслушал лидера своей команды. Мы сможем разбить комми, только действуя сообща.
И еще, джентльмены. Я хочу, чтобы каждый уяснил для себя — никакой стрельбы без команды. Мы дисциплинированная воинская часть, черт побери, и я хочу чтобы мы, даже если нам не придется столкнуться с русскими в открытом бою — продемонстрировали им это. Я не хочу, чтобы о морских пехотинцах пошла слава как о хулиганской банде. Поэтому — вы откроете огонь, только е6сли начну стрелять я или выпущу ракету или русские нападут на нас. Подчеркиваю — нападут на нас, одиночный выстрел не считается. Это всем понятно?
— Да, сэр — сказал сержант, стоящий со своими людьми
— Я ожидаю от всех от нас достойного исполнения своего долга. Происходить то, для чего нас готовили, то, ради чего мы существуем. И я хочу, чтобы мы показали себя, мать их, этих проклятых комми. Кто мы?
— Тигры!
— Кто мы, мать вашу!?
— Тигры, сэр!!!
— Черт, когда я это слышу, я не знаю, что мне больше бояться, русских или того, что один из наших морпехов от избытка чувств выстрелит мне в спину — попытался пошутить ЦРУшник
Полковник хмыкнул
— Ерунда. У рейнджеров вы бы оглохли. Или умерли со страху…
Время медленно останавливалось…замирало… как муха, еще дрыгающая крылышками из последних сил в липкой патоке — но в то же время понятно, что все уже кончено. Они летели в ночи к месту, где завтра развернется драма — и кое-кто уже приговорил себя к смерти, исполнил приговор, выкопал могилу и положил себя в нее. А кто-то — с лихой веселостью продумывал, как им завтра выжить…
Они шли след в след, волчьей цепочкой, по ночным горам — точно так же, как несколько дней назад шли, чтобы проникнуть в Афганистан русские. Первым шел парень со щупом, он искал мины и смотрел, чтобы впереди не оказалось каменной осыпи. Его прикрывал пулеметчик с М60Е3 — облегченным вариантом печально известной Свиньи, с которой морские пехотинцы намучались еще во Вьетнаме. Он продвигался примерно в пятнадцати шагах от сапера — чтобы иметь возможность эффективно прикрыть его и не попасть вместе с ним под одну очередь. Дальше следовал еще один парень, назначенный в пару к пулеметчику — он был вооружен карабином CAR с подствольником и нес дополнительно три снаряженные пулеметные ленты: пока пулеметчик вел огонь он должен был прикрывать его, а в случае ранения или смерти — заменить его. Дальше — прикрывая друг друга, след в след, с дистанцией около пяти ярдов — шли другие морские пехотинцы и сотрудники ЦРУ. Уорден явно не привык ходить ночью по горам, он ступал неточно и производил много шума — но с этим ничего нельзя было поделать…
В пограничную зону — они вышли с рассветом.
Чахлая растительность — дождя здесь явно не достает для нормального ее роста, но есть где спрятаться. Преддверие пустыни — с афганской стороны только хуже, там одна из самых страшных пустынь на земле. Даже сюда — доставало ее сухое дыхание: в пустыне было тепло, она была аккумулятором дневного тепла — и по мере того, как они продвигались вперед, они чувствовали, что становится хоть на пару градусов — но теплее.
На месте — перед офицером морской пехоты стала дилемма. Местность была не слишком то приспособлена для ее обороны — низкие холмы, которые предоставляют укрытие и им и русским, их можно обойти, за ними можно спрятаться, из-за них невозможно построить сплошную линию обороны. Локсен предполагал, что русские могли уже засечь их — и сейчас стягиваться сюда, чтобы взять их в кольцо. Он предполагал, что ему придется иметь дело с противником, у которого есть специальное оборудование для действий ночью и который умеет бесшумно, дисциплинированно и скрытно передвигаться на местности. Вполне можно было ожидать, что допусти они ошибку — и их просто вырежут, одного за другим.
Посоветовавшись с сержантом, капитан приказал готовить оборону с опорой на холмы. Три холма — он сделал каждый из них точкой обороны для двух стрелковых секций. В каждой из них — ракетчик со Стингером, еще один — он взял себе и решил, что это будет резерв. В каждой секции будет как минимум один пулеметчик и один снайпер. Холмы стояли рядом друг с другом и морские пехотинцы могли следить друг за другом, прикрывать друг другу тыл и оказывать помощь.
На холмах — он приказал оборудовать стрелковые позиции для пулеметов и копать окопы, пусть неглубокие — но окопы. Ракетчиков — их главный козырь, если русские пойдут ва-банк он приказал спрятать за гребнями холмов. За гребнями холмов можно будет спрятаться от огня русских с фронта и частично с флангов. Если же им не удастся завалить вертолеты — то прятаться больше будет не от кого…
Отдельно — он выставил снайперские позиции. Дал каждому снайперу пулеметчика в подмогу. Очень тщательно подобрал позицию для снайпера с RAI500 — у них была единственная на судне винтовка, предназначена для подрыв морских мин и он приказал взять ее с собой. Снайпер — может отлично отстрелять по зависшему или совершившему посадку русскому вертолету и сэкономить им ракету. Или две. Он точно знал, что патроном пятидесятого калибра — удастся вывести из строя русский транспортный вертолет или русские четырехосный бронетранспортер. Что же касается Хайнда, внушающего ужас огромного ударного вертолета русских — вся надежда была только на Стингеры. В свое время моджахеды подбили немало Хайндов с помощью такой вот штуки — а его морские пехотинцы умеют обращаться с ней намного лучше, потому что они — американцы. А не вонючие дикари.
Почва поддавалась трудно. Собственно, это была даже не почва. Это была корка — соль, принесенная из пустыни, песок и скудная, неурожайная земля. Здесь никто и никогда не пытался что-либо посадить — камни и отсутствие воды не оставляли шансов на урожай. Каждый камень, попадавшийся под лопату — приходилось откапывать и буквально выдирать из земли. Капитан работал вместе со всеми, потому что он считал — офицер должен подавать пример личному составу, с ним должно было происходить то же, что и с его солдатами. Офицеры, которые передоверяли грязную работу сержантам — рано или поздно оказывались в дерьме…
— Вот всем в этом… — проговорил он, вытаскивая камень и в кровь обдирая при этом пальцы — есть кое-что хорошее
— Что же, сэр? — спросил его снайпер, капрал-сверхсрочник Барнато. Винтовкой пятидесятого калибра распоряжался он — капитан отправил к ракетчикам сержанта, а сам решил контролировать капрала
— То… то каждый камень… идет в стену против русских — проговорил капитан, выкладывая камень на бруствер и пригребая к нему землю
— Умеете вы… и в дерьме найти монету, сэр…
— Пальцы… не лижи, Барнато. Боль не уймется, а трение об лопату будет еще хуже.
— Да, сэр…
Вертолеты они услышали ближе к полудню, когда еще не закончили. Русские выполняли договоренности, мать их. Капитан приказал всем залечь — и как и было оговорено бросил далеко перед собой шашку зеленого дыма. Та покатилась по пологому каменистому склону…
Вертолетов было два. На занятиях им показывали силуэты русских вертолетов — но эти похоже были новыми. Двумя винтами и коротким, широким фюзеляжем похожи на Гормон… но это точно не Гормон.[7] Что-то увеличенное в размерах, широкое, с типичными для русских вертолетов подкрылками и блоками НУРС под ними. Он видел новые вертолеты Сикорского, которые закупили для армии… тут было что-то подобное… как внебрачное дитя Гормона и Ястреба. Они выглядели
