— Мультфильм, мультфильм начался! — кричал он вечером отцу.
Но тот не обращал на сына внимания.
— Мама, постели мне в комнате, я хочу посмотреть.
На табуретке расстилали газетку, на которую ставили тарелку, а рядом клали два куска хлеба и прибор.
— Мужик должен есть много хлеба. Ты мужик?
— Мужик, — кивал Глеб.
— Вот и налегай.
Большим обманом был показ не рисованного, а кукольного мультика и заставка какого-то дурацкого киножурнала. Мальчик прилетал на самолете, вынимал молоток, колол орех: «Орешек знанья тверд! Но мы не привыкли отступать! Нам расколоть его поможет киножурнал „Хочу! Все! Знать!“» — и начиналась какая-нибудь документальная дребедень, в которую пока не представлялось возможности вникнуть. Но он был готов пожертвовать любыми мультиками, не смотреть их год, если бы кто-то неведомый обменял их на модель корабля «Гото Предестинация».
Отец не разрешал выкладывать на газету или край тарелки «невкусное» и даже «несъедобное». Лук, прожилки и даже жир — все запихивалось в рот вместе с жеваным хлебом и быстро глоталось. Однажды его вырвало в тарелку, и он до самого сна простоял в углу. В это время все смотрели кино про д’Артаньяна и трех мушкетеров. Тогда он вынул из маминого вязанья тонкую длинную спицу и тихо, пока никто не видит, колол своих врагов. Первым упал замертво отец. Потом ему досталось за спущенные петли от мамы. С ней бы он тоже не мешкал расправиться по-мушкетерски, но спицу отобрали.
После уроков, когда Глеб пошел в школу, он мчался домой, бросал портфель и, прыгая по окнам до вечера, ждал маму, которая каждый час звонила по телефону спросить что-нибудь. Семен Михайлович к тому времени уже помер, и Глеб хозяйничал дома один. Делал из бумаги оригами, собирал конструктор, выжигал, мастерил подводную лодку «Ела суп Марин», рисовал гуашью, клеил, строгал рогатки, делал из зубной пасты, карбида и фольги бомбочки и однажды притащил домой сухой лед.
Ровно в семь двадцать металлическим приветом скрежетал в замке ключ, и он бросался в коридор, сложив брови домиком, а губы в просящей, измученной долгим ожиданием гримасе. Он, делая вид, что шутит, просил грудь, привставал на цыпочки и дотягивался до нее руками, и если бы разрешали, сосал, не обращая внимания на сто раз сказанное «нельзя». Тогда он еще не знал, что у племен, населяющих землю короля Вильгельма, женщины продолжают вскармливать грудью даже пятнадцатилетних подростков, и жалел бы, что не родился на земле этого доброго короля.
Но в этой стране понимающего короля мальчики наверняка не ходили в женские отделения городских бань, а он ходил. Образы обнаженных женщин навечно впечатались в его сознание: старухи, сидящие на каменных высоких топчанах около тазов, намыливающие мочалками обвисшие груди, молодые женщины, раскрасневшиеся после парной, энергично проходящие мимо, подрагивая мясистыми бедрами, и мамин треугольник, щекочущий плечи, пока его намыливали.
— Мальчик-то уже большой, — бубнили недовольные старухи, — его надо в мужское водить.
Молодые переглядывались и кокетливо хихикали. Девочки стеснялись, прячась за мам и бабушек, но он видел, как они сами тайком устремляли взгляд на него, колыхающегося в такт намыливающим движениям.
Как устроены девочки, он уже знал. В детском саду после сна все вместе сидели в общем туалете. И мальчики с повышенным уровнем эротизма всегда могли уговорить кого-нибудь показать им то, что не видно в обычной обстановке, и даже потрогать это. Глеб выбрал для этих целей белокурую Ирочку. Он стал с ней дружить по-настоящему: помогал расчесывать спутанные волосы, шнуровать ботинки перед прогулкой, защищал от посягательств других охотников и даже съедал за нее макаронную запеканку и невкусный суп. Постепенно Ирочка стала «его». Сначала он предложил ей первой начать исследования. Она согласилась не сразу. Ей нравилось просто играть, просто смеяться и просто дружить. Без рук.
— Смотри, ничего тут нет страшного. — Он вынул из ее ладошки собранный в комок подол платья и положил ее себе поверх шорт. Она подержала руку и убежала. В другой раз она уже с интересом несколько секунд рассматривала вблизи то, что он ей доверил, и даже дотронулась.
Чудо-остров чудо-остров жить на нем легко и просто жить на нем легко и просто чунга-чанга наше счастье постоянно
Гораздо позднее, лет в десять, он сделал для себя грандиозное открытие. Оказывается, маленьким он в корне неправильно расслышал и запомнил слова песни.
— Только тоже одним пальчиком, — сказала Ирочка и задрала майку повыше.
Ирочкино было необыкновенно мягким, волнующим и немножко скользким внутри. Это все, что он смог почувствовать за такое короткое время. Но это ощущение долго не давало ему покоя.
— Не с кем мне его в мужское, — отвечала мать, продолжая намыливание.
Когда она наклонялась, две ее груди с темными крупными сосками повисали, раскачиваясь, и с них медленно, как весной талая вода с сосулек, капали на пол то пот, то жидкая пена. Тогда можно было, подставляя плечи, спину, щеки, ловить их нежное, ни на что не похожее прикосновение.
Глеб был уверен, что женщины значительно интереснее девочек. Но женщины очень сильно отличались друг от друга.
Самые приятные воспоминания о детстве и юности сохранились именно благодаря женщинам и деревне, этому совершенно иному миру, в котором не было вареной колбасы, кефира с зелеными крышками, молока — с серебряными, круглого ленинградского хлеба, вафельного торта, сгущенного молока, шоколадного масла и еще много чего. Летом подрагивал муар над старой, еще выложенной при царе булыжником проселочной дорогой. Во время гроз, бьющих молниями в дома и деревья, навевающих ужас и кару богов, забирались под большой обеденный круглый стол в столовой, стаскивали пониже кистястую скатерть и сидели, прижавшись друг к другу, рассказывая страшные истории о духах, нечистой силе, леших, утопленниках, русалках из дальнего озера, покойниках, гуляющих ночью по кладбищу, встающих из могил, не обращающих никакого внимания на вбитые в самое сердце кресты и установленные в ноги памятники.
В ве?дро ходили по гостям. Телевизор имелся не у всех. Глебова семья являлась счастливой обладательницей «Горизонта-206». В восемьдесят первом в СССР впервые перевели часы на летнее время и совершенно случайно, это ясно, произошло солнечное затмение.
— Кто завтра к нам идет электроника смотреть? — спрашивал Глеб у друзей.
— Ты программы-то переключать хоть умеешь?
— Не учи ученого, поешь говна копченого!
Рональд рейган сменил джимми картера на посту президента сэшэа… маргарет тэтчер завершила формирование нового правительства великобритании… леди диана спенсер и принц уэльский чарлз сыграли свадьбу…
Листая «ЮНОГО ТЕХНИКА» и ведя пальцем по строчкам, Глеб вслух прочел: «Рассказ восемнадцать. Глава из повести голубой микроб. По ходу действия, попав на съезд обыкновенных существ, житель земного города Великий Гусляр Корнелий Удалов и его случайный спутник с другой планеты, мудрец Острадам, путешествуют по разным уголкам вселенной…» Все лето напролет он мастерил из бумаги кораблики, один из которых назвал «Гидраметцентра», и был уверен, что в Петропавловске-Камчатском всегда полночь.
Молодые крепкие девушки, надев в субботу лакированные туфли и будоража мужское воображение, шагали на толстых каблуках, твердо дырявя под собой мягкую землю, в клуб на танцы. Ему очень нравились тогда Лена и ее короткая юбка. Бронзовая от загара, озорная, с выгоревшей косой, Лена забегала за братом, и они уезжали кататься на велосипедах или купаться на речку.
Однажды он случайно дотронулся до ее спелого и прозрачного, как белый налив, плеча,
