известно пока совсем немножко, да и то они постоянно путают. По-собачьи, свингерством занимаются — одни лишь свиньи.
„Кокуркина — старая ветхая женщина в панцире прошедшей красоты…“ — написал лабрадор и зевнул, чтобы не заснуть, он решил пройтись.
— Вот выйду из дома и гляжу по сторонам, — остановившись возле лабрадора, любезно объяснила ему свое поведение Дарь Иванна. — Что и где? Зачем и по сколько? Постою полдня и знаю все-все- все.
„А то!“ — подумал лабрадор и решил укусить старушку. Ее прыткость была псу отчего-то неприятна.
— Хочешь, тебе расскажу? Ну, про что я знаю? — вглядевшись в красные собачьи глаза, воодушевленно предложила Кокуркина.
— Давай.
Дарь Иванна раскрыла рот и вдруг побелела:
— Ой! А чего ты только что сказал?
Лабрадор молча ухмыльнулся и стал подбираться поближе к ногам, Дарь Иванна поправила гребешок в волосах и бочком побежала от лабрадора.
„Зря я говорить начал, цапнул бы молча, вот бы она закричала!“ — подумал лабрадор, глядя на отбегающую старушку.
— Меня давно не целовали в губы. Старух отчего-то никто не целует, а они, то есть именно я — люблю поцелуи. Я без поцелуя не засну и никогда не высплюсь, да, — отбегая подальше от дома, вслух грезила Дарь Иванна.
— У кого на что душа вскидывается…
Лабрадор так и не понял, про что бормочет эта неформальная старушка.
— Вон, Танька Достоевская идет! Много написала, Танька? Иди, еще попиши, — бурчала на лестнице Дарь Иванна Кокуркина, встретив гениальную писательницу.
Если бы она только видела, как Татьяна Львовна, едва войдя в свою квартиру, прямо у двери начинает хохотать. Достоевская обожала злых людей, особенно злых на нее. Отчего? А она и сама не знала, но было ей безумно весело наблюдать, как человека корежит при виде ее.
— Я однажды была влюблена… в голубого, правда, я не знала о нем… — произнесла Татьяна и взглянула на критика.
— Правда, Таня? — скрипучим голосом спросил и сочувственно поглядел на черноволосую писательницу Гена Коцюбинский.
— Да, я была сильно увлечена, просто грезила им, — трогательно призналась Достоевская.
— Танюша, у вас не было шансов, — прижав пальцы к губам, прошептал Геннадий. — Ни одного шанса, ни полшансика. Геи не воспринимают женщин, как сексуальный символ страсти.
— Да-а, все ограничилось дружбой и очень краткой, — грустно кивнула Татьяна Львовна, и в глазах ее блеснула такая звезда, что Коцюбинский зажмурился.
— Так бывает, так бывает, — прошептал он и поцеловал Достоевской обе руки, она не сопротивлялась.
— Ну, почему-у-у, Гена?! — с чувством спросила Татьяна, и глаза их встретились. Блестели слезы. — Ге-на?! Почему любовь приходит, и она не-нуж-на! Почему?
— Я не знаю, Танечка.
— И я не знаю, Геночка.
— Никто этого не знает, Танюша.
— Никто.
— И никогда.
— Вон трамвай…
— Бежимте?
— Побежали.
И Гена с Татьяной Львовной, как два переросших школьника, вприпрыжку и шумно дыша, добежали до трамвайных дверок и успели войти.
Трамвайчик зазвенел и пустился бежать по рельсам в горку к синему пряничному вокзалу…
А что Таня тридцать лет назад была влюблена в Геннадия, так когда это было? А вы помните, кто любил вас? И кого вы?.. Я постаралась забыть.
Правда, безрезультатно.
Двойное убийство в „сталинке“ все-таки наделало немало шуму. И хоть ст. следователь Солодкина О.Л. не настаивала на отзыве капитана Сазанчука из отпуска, но немного порассуждав на тему убийств со ст. лейтенантом Иншаковым В.И., заместителем Сазанчука на вверенной территории — поняла, что без Автандила Георгиевича разгрести это сложное дело вряд ли удастся.
Итак, через три дня Автандил Георгиевич снова появился на работе. Не отдохнувший, не загоревший, ко всему привыкший и без проволочек занялся своим обычным делом. Докапываться до истины для капитана Сазанчука было обычной работой, и если он что-то упускал из виду, то лишь потому, что был не Богом, а простым участковым.
Служебные дела не закончились после убийства Н.И. Сидоровой-Гильзаби, они шли чередом и требовали решений, но одновременно с этим Автандил Георгиевич каждый день выяснял какую-то новую подробность, которая могла оказаться решающей в раскрытии преступления.
Собаки смеются — высунув язык, улыбаются — морща нос, строят глазки — мотая мордой, пускают слюни, увидев сосиску.
Лабрадор знал толк в собачьих радостях. Он любил жизнь и нисколько не заискивал перед людьми. Абсолютно случайно начав роман-эпопею о жизни — он стал разбираться в судьбах и характерах также залихватски, как цыганка у вокзала, которая утверждает, что знает про вас все!
Лабрадор просто наугад ткнул лапой, и попал в космический чат под названием „ЛЮДИ“. Доселе ему неизвестный и малоинтересный.
И тайны людской жизни стали раскрываться перед псом, как зонты в дождь. Чтобы что-то понять — надо просто вглядеться — и все. Не надо ничего придумывать, кому, скажите, нужны химеры?
Итак, хроника летающего подъезда продолжается!
Про то, что когда-то будет, я не знаю, — обычно говорил Автандил Георгиевич и продолжал отрабатывать жилой сектор, выясняя все предшествующие убийству подробности. После опроса соседей, знавших Нину Ивановну, вырисовывалась очень многоцветная картина. Оказалось, что у Нины Ивановны все же имелись враги, но все какие-то мелкие и вряд ли способные на убийство.
„Список врагов Нины Ивановны“, аккуратно написал в служебной тетради Автандил Георгиевич и под номером первым занес туда убийцу:
№ 1. Горностаев Дмитрий Исаевич, 1972 г.р., снимал комнату в квартире, принадлежащей убитой, в течение 2-х месяцев, вместе с женой Горностаевой Наталией Михайловной, 1983 г.р., родившей 20 мая в 3 часа 12 минут дочь Глафиру, вес 3 кг 150 г, рост 53 см. Мотив убийства — неясный, мотива нет.
№ 2. Хренков Вениамин, 1952 г.р., сосед, проживающий напротив. В течение последних шести лет сексуально домогался Н.И. С.-Г., совершив при этом ряд противоправных действий. Работает прорабом. Имеет на иждивении жену и дочь, которые к убитым относились нейтрально (?..).
Мотив убийства — садистские наклонности Хренкова.
№ 3. Брат — Антон Иванович Сидоров, 1976 г.р., работает врачом-анестезиологом в клинике лицевой хирургии в г. Базель, Швейцария. С сестрой отношения не поддерживал. Родственная неприязнь — ? Выяснить — почему, подробности…
Мотив убийства — две квартиры, которые занимала сестра?
