Прости, что я вчера назвал твое имя. Пожалуйста, не прекращай звонить на шоу.
Леонард.
Когда подошла Кэролайн, я опустила письмо в верхний ящик стола.
— Вот почему у тебя такой вид, — сказала она, кладя передо мной рогалик на бумажной салфетке.
Она говорила это почти каждое утро и часто вечером, если я забывала взять печенье к чаю. Кэролайн — женщина в теле, не то чтобы толстая, но с большой грудью и широкими бедрами, которые отказывались худеть, несмотря на занятия аэробикой во время обеденного перерыва. Сама я бегаю каждое утро на рассвете, избавляясь от лишнего веса; впрочем, мне не помешало бы заняться чем-то другим.
— Ты видела новые бюстгальтеры в «Виктория сикрет»? Выглядят весьма естественно, — сказала начальница, взглянув на мое бесформенное тело. — Даже под футболкой.
«Туфли тоже имеют большое значение, — любила она повторять, показывая мне каталог „Найн Уэст“. — И украшения».
Видимо, она была уверена, что серебряные полумесяцы у меня в ушах вообще не в счет.
А на прошлой неделе Кэролайн глубокомысленно произнесла:
— Немного теней на верхние веки, и ты изумишься, насколько голубыми покажутся твои глаза. — И, пристально взглянув на меня, добавила: — После того как выщиплешь брови, конечно.
Кэролайн так помешана на красоте и столь искренне верит в мое преображение, что я не могу не злиться. Хотя насчет бровей она права.
Зазвонил телефон, и начальница подняла трубку. Судя по ее тону, речь шла о неискоренимой привычке ее старшей дочери забывать дома школьные тетради с выполненным заданием. Я откусила рогалик и попробовала разжевать. Леонард, должно быть, бросил конверт в ящик вчера ночью по пути домой. И к чему так утруждать себя?
— Ладно, завезу тебе тетради в обеденный перерыв, — сказала Кэролайн. — Но в последний, самый последний раз. — Она швырнула телефонную трубку на рычаг. Затем повернулась ко мне: — Тебе повезло, что у тебя нет детей.
Я уклончиво кивнула. В бюро мы работаем вдвоем, и мой статус одинокой женщины радует Кэролайн, только когда ее дети заболевают и мне приходится выполнять лишние обязанности. В остальное время Кэролайн с обидой подчеркивает мое преимущество.
— Сегодня придет твой друг? — спросила она, имея в виду Уолтера.
Уолтер заботится обо мне. Мы познакомились на встрече для людей, злоупотребляющих лекарственными препаратами, и Уолтер помог мне соскочить со снотворного, к которому я пристрастилась после смерти брата, Шона. Уолтер работает таксистом в Бостоне и иногда ночует на моем хлопчатобумажном матраце — когда подрабатывает игрой на гитаре в Провиденсе.
— Да, — ответила я и сочла нужным добавить: — Он обручен с моей близкой подругой.
Кэролайн пожала плечами с таким видом, будто это не препятствие. Судя по ее рассказам о своей личной жизни, сама она не считает предосудительным разбить чужую семью. Однажды Кэролайн свела меня с сослуживцем бывшего мужа, который был женат и якобы собирался разводиться.
— Ой, брось, это вопрос времени, — убеждала она меня.
Не было смысла снова объяснять ей, что Уолтер заменил мне брата. Она не понимает, что такое платонические отношения.
Кэролайн рухнула в кресло и включила компьютер. Несмотря на стойкое презрение к политике газеты, начальница каждое утро звонит в Провиденс за последними сплетнями.
«Кроникл» относилась к своим бюро, как бейсбольный клуб высшей лиги к провинциальным командам. Удачливого репортера могли забрать в центральный офис, однако большинство новобранцев попадали в мелкие бюро по всему штату, где должны показать себя. Начальниками в таких бюро становятся журналисты, которые развили «управленческий потенциал» и обтачивают зубы на руководящей работе, прежде чем стать кандидатами в редакторы новостей или редакторы отдела в главном офисе. Как бывает в низшей лиге, не все дорастают до профессионалов. И многие начальники бюро, как Кэролайн, во всеуслышание заявляют, что предпочитают работать автономно.
Невольно или умышленно, деятельность в относительной изоляции рождает в бюро неутолимый аппетит к местным сплетням. Даже не зная друг друга, журналисты интересуются, кто из них женится или забеременел. И, что еще важнее, кого хвалят редакторы, кому дают лучшие задания и кому уготована дорога в город.
Однако в тот день у меня были заботы поважнее. Открыв ящик, я украдкой взглянула на письмо, увидела внизу листа большую наклонную «Л» — подпись Леонарда — и резко задвинула его, когда Кэролайн неожиданно повернулась.
— Сьюзен Родман переводится в «Нью-Йорк таймс», — злобно произнесла она.
Хотя моя начальница и клялась, что ее не интересует продвижение на редакторский пост в главный офис, не говоря уже о переезде из Род-Айленда, я сразу поняла всю горечь ситуации.
— Подумаешь, — отозвалась я.
— Прямо-таки большое счастье, — согласилась Кэролайн.
Мы помолчали, взбешенные тем, как повезло Сьюзен. Из «Провиденс морнинг кроникл» в «Нью-Йорк таймс» — немногие репортеры совершают такой прыжок!
— Все благодаря расследованию дела о верховных судьях пару лет назад, — наконец прервала тишину Кэролайн. — Она входила в команду, которая получила Пулитцеровскую премию.
Я никогда не встречала Сьюзен Родман, не знала, высокая она или низкая, не исключено, что это милейший человек. Однако в тот момент я искренне ее ненавидела.
— Знаешь что, — сказала Кэролайн, бросив на меня хитрый взгляд. — В центральной редакции понадобится человек на освободившееся место.
Устраиваясь на работу, я пообещала посвятить себя исключительно заметкам о жизни простых людей маленького городка и держаться подальше от громких расследований, способных искорежить жизнь любого журналиста и вынудить его поступать себе в ущерб. Однако правда заключалась в том, что мне до смерти надоели школьные комитеты и клубы садоводов-любителей. Пусть это не «Бостон леджер», но и в Род- Айленде достаточно скользких, запутанных историй. Криминальным репортерам, которым удается раскопать любопытную информацию, вручают Пулитцеровские премии. Их отправляют в «Нью-Йорк таймс».
Подавив в голосе всякие амбиции, я неуверенно спросила:
— Думаешь, они станут рассматривать мою кандидатуру?
Глава 2
В обеденный час магазин продуктов Мазурски всегда переполнен. Обычно меня это не раздражает. Не в сезон работать в Саут-Кингстоне совсем тоскливо: на шоссе нет машин, тротуары и магазины практически пусты. Приезжая в город, я с радостью растворяюсь в толпе незнакомых людей.
Однако в тот день я была бы рада отсутствию покупателей, потому что хотела поговорить с Барри, хозяином магазина и самым близким мне человеком в Провиденсе. Когда я вошла, он стоял за кассой. Барри подсадил меня на лотерейные билеты «Грин покер», и его искренне порадует мой выигрыш — пятьдесят долларов.
Я застала конец обеденного наплыва. Снаружи шел дождь, а в магазине было тепло. У кассы выстроилась длинная очередь, и Барри работал на автопилоте: выискивал глазами ценники и прикладывал их к сканеру. Обычно, когда торговля не шла, он раскладывал перед собой две разные газеты, включал радио, а в импровизированной пепельнице вечно дымилась сигарета. Зная, что я работаю в «Кроникл», Барри всегда спрашивал, что нового в администрации мэра, и каждый раз отказывался верить, что меня не посвящают в такие дела.
— Ты только дай мне знать, когда он соберется повысить налоги, — имел обыкновение повторять
