города и мелкие селения подвергались нападениям и были опустошены.
Пострадали также Скифополь и Пелла — родные города Марка, поэтому стало ясно, насколько была своевременна его забота об Антонии. Самое же неприятное во всех этих событиях заключалось в том, что война между евреями и некоторыми их соседями вовсе не была в интересах ни тех ни других, ибо их общий враг — империя — от этих междоусобиц был только в выигрыше; но, как бы там ни было, и Сирия, и Египет пребывали в страшном волнении, потому что кровавые столкновения происходили почти повсеместно: евреи противостояли грекам, сирийцам, тирянам, египтянам. За всеми этими событиями и самыми невероятными слухами Марк чувствовал растущую неприязнь к себе как к не еврею, но она не исходила от близкого окружения, а на косые взгляды на улице он старался не обращать внимания. Сикарию не предлагали участвовать в карательных походах на города, где преследовали евреев, из-за его происхождения и крутого нрава в отношении неблаговидных дел; в то же время враги не решались его трогать, зная об авторитете, которым он пользовался в среде зилотов, да и не только зилотов. Таким образом, жизнь его семьи в Иерусалиме осложнилась, хотя он понимал, что страшнее другое: организованное наступление римских войск, ожидавшееся им со дня на день; на подготовку к его отражению и были направлены все его усилия. Среди этих забот его не покидали тревога и беспокойство, скрашенные даже некоторой обидой по поводу неожиданного исчезновения Софии, происшедшего, как он понимал, в результате интриг, затеянных Вереникой; не веря в Бога, он молил судьбу о милости к ней, к нему, лишь бы она была жива.
Однажды в дом сикария пришёл фарисей Иаир, тесть Андрея, с которым он был в хороших отношениях, хотя встречались они довольно редко и встречи эти происходили в основном в доме Андрея; но хозяин, хотя и несколько удивлённый его приходом, всё же был рад гостю.
— Ты слышал, Марк, что произошло в Александрии? — спросил фарисей после приветствия.
Марку было известно о трагедии в Египте, поэтому он ответил утвердительно.
— Я знаю некоторые подробности, — продолжал он, приглашая гостя садиться.
Принесшие ужин домашние оставили их, а Марк не остановил Петра и не предложил ему присоединиться к их компании, понимая, что тот руководствовался в своём поведении условностями быта, поскольку для фарисея он был варвар и бывший раб.
— Пятьдесят тысяч убитых! — мрачно восклицал между тем Иаир. — Вся Дельта разграблена! Реки крови! Господи!
За что такие страдания нашей нации?! Самария, Финикия, Сирия и вот — Египет… Мало того что мы противостоим Риму, что уже само по себе грозит нам гибелью, но и наши ближайшие соседи — наши враги.
Невесело приступили они к трапезе.
— Я думаю, главный ваш враг — ваш Бог, отвечал Марк, спустя некоторое время.
Фарисей протестующее поднял руку.
— Нет, нет! Я не ошибся, — продолжал Марк. — Все ваши беды, все страдания связаны с именем Яхве.
Иаир поперхнулся, закашлялся. Отдышавшись, сказал:
— Не богохульствуй, Марк! Ты можешь жестоко поплатиться. Я не имею в виду твоих сикариев, но Бога, хотя странно, как зилоты терпят тебя?
— Ну, зилотам прежде всего нужна свобода. И свобода — это их Бог и мой тоже. А то, что зилоты действуют под именем Яхве, — это как раз та ваша общая беда, о какой я говорил, впрочем, и моя тоже.
— То, что ты именуешь бедой, я намерен считать высшим благом. У нас есть Закон, и мы живём этим Законом, стараясь быть ему верными. И только в этом было наше спасение во всём нашем прошлом.
— Я не против вашего Закона, не против большей половины заповедей Моисеевых, но против того, что вы сделали себя рабами вашего Закона. У меня же свой закон, и заключается он в том, что я живу, что имею право на жизнь не меньше, чем кто-то другой, но и, конечно, не больше.
Причём совсем не обязательно, что жизнь мне дал кто-то ещё, кроме отца с матерью, кто-то высший.
— Ты, очевидно, сторонник Демокрита, Эпикура, но, как я понял, не отрицаешь, что у человека есть вторая сущность — душа, а относительно неё, между тем, только Бог решает, может ли она воплотиться в следующей жизни.
Да, я считаю, что мир вечен и не сотворён богами; но если признать существование Бога и бессмертие души человека, нет ли основания считать, что она ровесница Богу?
— Ты смешишь меня, Марк! Разве может человек возомнить о подобном?!
— Что же тут смешного? Персы живут другим богом. У Вавилонян другая религия, у греков, римлян — тоже. Им нет дела до Яхве, до Закона. За сто лет господства римлян — посмотри как изменились нравы иудеев. Высшее сословие забыло обычаи предков. Ваши цари воспитывались в Риме.
Да и не только цари. Сколько детей ваших знатнейших живёт в метрополии? Они уже не иудеи — они римляне, как Александр, сын Лизимаха, затопивший еврейской кровью Александрию.
— В этом ты прав: наша знатнейшая молодёжь воспитана в Риме, — с горечью подтвердил Иаир.
— И в этом ваша вторая беда сегодня, потому что вся ваша знать не хочет войны с Римом.
— Но в чём же виноват наш Бог, наш Закон?
— В том, что вы рабы сказки, какую придумали сами для себя. Кто сейчас знает: фараон ли выгнал евреев из Египта, сами ли евреи покинули Египет — неизвестно. Вам же обязательно нужно утверждать и верить, что Бог раздвинул воды моря и спас ваш народ, пропустив его по сухому дну.
— Я должен повторить ещё раз: только вера спасла уаш народ во все его лихолетья.
— Вера — это хорошо, но не фанатизм. А именно он привёл вашу общину к стычке с эллинами в Кесарии и ранее, и вот сейчас, после того как обманом были перебиты солдаты римского гарнизона, многие из которых уроженцы Кесарии. Ни в Сирии, ни в Египте иудеям нет дела до местного населения, их обычаев. Они живут своими интересами, не всегда совпадающими с интересами коренных жителей. Ты же знаешь, как обстояло дело в Александрии?
— Да, там община имела большие привилегии со времён Александра Македонского.
— Вы придумали Бога, считая его единственным для всех на Земле, но между тем для него вы народ избранный, и Бог воздаст вашим врагам за ваши унижения и страдания, а при воскресении примет в царство вечное двенадцать колен Израилевых, тогда как все остальные люди будут находиться в Геенне огненной. Разве вашим соотечественникам — варварам, соседям — может понравиться, что вы так отделяетесь от них?
— Ты несправедлив, Марк!
— Извини, Иаир! Возможно, я не совсем прав, но то, что происходит сейчас, — это и моя беда. Поэтому хочется знать, в чём тут дело.
— Мне уже начало казаться, что ты ненавидишь нас, евреев.
— Ну что ты! Уже пять поколений мой род связан общей борьбой против Рима с вашими патриотами. Хотя мой прадед и пострадал от вас во времена Ионая, но позднее, после прихода римлян, боролся против них на вашей стороне.
— Ты никогда не говорил мне об этом.
— Просто не было случая.
— Что же всё-таки произошло с вашим прадедом?
Полемический задор Марка пропал, он молчал, продолжая ужин. Стало жаль софиста из-за своих жёстких доводов, к коим тот был явно не готов, и показалось вдруг, что хозяин воспользовался случаем уколоть фарисея, но вот за что — он не знал. Иаир ужинал вяло, и Марк не был в претензии, поскольку знал, что тот был умерен в еде и питье.
— Так ты не ответил, — настаивал собеседник.
— Тебе известно, что я родом из Пеллы. Точнее, из Декаполиса, так как второй родиной для меня всегда был Скифополь.
— Беф-Сан, — поправил Иаир.
— Пусть будет Беф-Сан, — согласился Марк. — Так вот, когда ваш Ионай брал Пеллу, мой прадед Леонид, естественно, защищал её. Будучи молодым — ему было всего двадцать три года — и физическим
