ко мне и не затронуть савию. Ладонь Аморана неумолимо приближалась. Я дёрнулась в путах, пытаясь отодвинуться, и закричала от острой боли. Пальцы человека зацепили шевелящиеся ростки савии. На долю секунды наши глаза встретились. А потом его откинуло далеко назад, словно от разряда оглушающей силы. Человек забился в конвульсиях, на губах выступила пена. Я звала на помощь, срывая голос, убирая щиты. Звала отца, Аиреля, Аяну, кричала мысленно и вслух. Видела судороги Аморана и ничем не могла помочь, даже пошевелиться. Со всех сторон обступила липкая паника, страх затруднил дыхание, сознание помутилось.
В комнату ворвались маги и не сразу поняли, в чём дело. Сначала Хегельг и Аирель опешили от возникшей перед ними картины. Никто ещё не видел меня, опутанной савией. Я знала что делала, когда запретила им присутствовать при моём контакте с травой. Это зрелище не для слабонервных и уж точно не для глаз родных и близких. Некромант кинулся ко мне, но отец схватил его за плечи и вовремя остановил. Хегельг осторожно, но твёрдо проник в охваченное паникой сознание дочери, и ухватил картинки из памяти о произошедшем.
— Человек! — резко крикнул отец.
Этого оказалось достаточным, чтобы оба мага поняли друг друга. Они кинулись к Аморану и прижали его к полу, пытаясь унять конвульсии. Через несколько минут человек затих, но так и не пришёл в себя. С посиневших губ стекала розовая пена, глаза закатились. Я едва улавливала дыхание, сердце хоть и неровно, но билось. Почему маги медлят и не исцеляют Аморана? В комнату ворвалась взъерошенная Аяна, на ходу меняя облик на человеческий. Хегельг и Аирель не поднимали глаз, пока превращение не завершилось. Оборотень быстро осмотрела сначала меня, а потом склонилась над человеком. Она положила ладони на его лоб и закрыла глаза. Несмотря на дикую боль в горле, я смогла спросить.
— Что с ним? Почему вы не исцеляете!? — в голосе скрипели истерические нотки, ни о каком контроле и речи не шло. Страх за Аморана лишал рассудка.
— Мы ничем не можем ему помочь, — ответила Аяна, убирая руки от лица мужчины.
Она пожала плечами и цинично вытерла ладони о рубашку Аморана. От этого жеста в голове взорвался обжигающий гнев.
— Это не правда! Я не верю! Каждый из вас жаждет его смерти! Я знаю, вижу это в ваших глазах!
— Паулина, — попробовал переубедить отец, но меня уносило по волнам истерики дальше от реальности.
— Вы хотите позволить ему умереть! Не смейте! Возненавижу, не прощу никогда! — хрипела я, дрожа на своём ложе, и причиняла себе ещё больше страданий.
— Прекрати! — прикрикнула Аяна, подбегая ко мне, но я почти не слышала слов и падала в новый виток истерики.
— Ненавижу! Не прощу!
— Успокойся!
Звонкая пощёчина обожгла правую щёку, а потом ещё одна. У подруги тяжёлая рука, моя голова дёрнулась так, что оборвались ростки савии, пронизывающие лицо. Я надрывно и тонко закричала. Боль вытеснила другие чувства и мысли. На некоторое время голова погрузилась в ядовитую кислоту мучений. Они перевесили пережитые страдания, любые доводы, принципы и терпение — всё, на чем я ещё держалась. Не осталось ничего, только бесконечность боли, от которой человек сразу бы умер, а я до сих пор барахталась в медленном водовороте.
— Быть может лучше умереть, навсегда утонуть в забвении, ничего не чувствовать! Это слишком для меня! Бог мой, помоги, забери к себе! Прошу!
Молитва пронзала невероятное расстояние, она молнией ворвалась в Эбилл, расколола небо сжигающим смертные глаза сполохом. Тут же из непредставимой дали меня пронзил взгляд бога.
— Ты действительно этого хочешь, Паулина?
На родном, знакомом во всех деталях лице Аморана читалось сомнение, и даже разочарование. Сквозь прорези человеческих глаз смотрела высшая сущность, смотрела испытующе, выворачивая душу наизнанку.
— Да! Нет! Я не знаю, готова ли прийти к тебе…
То ли от божественного вмешательства, то ли по другой причине, но невыносимая боль чуть утихла, мысли немного прояснились. И пришло осознание ошибки, которую я чуть не совершила.
— Прости за трусость, мой бог. Я пожелала смерти в минуту душевной слабости и замутнённого сознания. Ещё не сейчас, я приду не сейчас.
— Милая, — от знакомой интонации запела душа, и, наконец, я увидела любимые зелёные глаза и грустную улыбку Аморана, — помни, что можешь не только позвать, но и прийти ко мне в любой момент. Возвращайся, девочка моя, возвращайся.
И я действительно возвращалась к реальности. Трепетные пальчики гладили мои холодные щёки, словно лица касались бархатистыми лепестками роз. От них исходило приятное тепло и захотелось потянуться к нему всем телом. Открыв мокрые глаза, я увидела над собой Аяну, взволнованную и перепуганную. Она сидела рядом, прислушиваясь ко мне. От зверя не осталось и следа, как и от гнева или бешенства. Она улеглась рядом, примяв недовольное растение. На единорога савия абсолютно не действовала. Подруга осторожно пододвинула нити с одной стороны моего тела и крепко обняла.
— Прости, малышка, прости, — нежно шептала она и боль потихоньку утихала.
Я успокаивалась, слушая тихий знакомый голос. Рядом находились близкие, они напуганы моим порывом и теперь осторожничают вдвойне.
— Аморан переродится завтра ночью, — сказал Аирель, без труда поднимая человека на руки. — Ты же знаешь, что тело человека вернётся таким же, каким его застало Проклятие. Конечно, за исключением родового клейма Кейб, которым вы себя разукрасили.
— Куда ты его несёшь? — наши взгляды пересеклись, и мне было позволено увидеть чувства некроманта. Я облегчённо закрыла глаза, а потом услышала ответ.
— В соседнюю спальню. Тебе тяжело будет смотреть на Аморана в таком состоянии, — уже перед дверью Аирель остановился и, резко обернувшись, добавил. — Не бойся, Паулина, я присмотрю за ним.
— Спасибо, — только и успела ответить.
Я благодарила всех, без исключения. Перед уходом Хегельг как-то странно переглянулся с Аяной. Эти двое вели мысленную беседу. Но мне нет до этого дела. Главное, что за Амораном присмотрят и боль чуть отступила. Оборотень тихо лежала рядом и согревала горячим телом. Боль ещё немного отпустила, я боялась поверить своим ощущениям. Неужели такое возможно? Ответ получила, когда потянулась мыслями к Аяне. Это не чудо или милосердие савии, нет. Боль не уменьшилась и никуда не ушла, просто её разделила со мной подруга. Она взяла на себя часть ощущений. Это высший пилотаж в магии. Несомненно, позднее мне захочется узнать об этом подробнее. Но сейчас, всё чего хотелось, так это немного покоя. Уставшее измученное сознание понемногу расплывалось, и на его место приходил сон-видение. Неясная тревога звенела на периферии восприятия, но не могла достучаться ко мне раньше. Видение только и ждало возможности нахлынуть, как гигантская, неумолимая волна. Я снова уплывала в другой незнакомый мир.
В белой резной колыбели спало дитя, девочка со странным, а быть может и страшным именем — Алният. На древнем языке эльфов имя означает 'Рождённая болью'. Но бессмертные эльфы не её народ, потому что судьбе было угодно притянуть в это маленькое тельце магический источник. В момент рождения он соединился в одно целое с душой и телом Алният, навсегда сделав девочку принадлежащей к совершенно иной расе. Теперь она маг, ещё не инициированный, не познавший свою сущность и силу. Девочка выглядит как новорожденный эльф, но с каждым годом она всё меньше будет походить на родителей и однажды познает свой истинный облик и обретёт силу. Я зачарованно смотрела на дитя, внутри которого дремал источник, сотворённый мной. Теперь наша связь очевидна, как и причина, по которой я прихожу сюда снова и снова. В какой-то мере Алният и моя дочь.
В этот раз всё по-другому, это не просто видение, где я лишь наблюдатель. Не оно пришло ко мне в сон, а я перенеслась бесплотным духом на место событий. Это и видением уже не назвать, скорее
