души.
— Они же подумают, что я умерла, как дочь Хегельга сто лет назад. Тогда источник поддерживал жизнь в теле, но душа покинула его безвозвратно. Нужно вернуться! — заволновалась я.
— Ты вернёшься, но не сейчас, девочка моя. А маги и единорог знают, что сейчас нужно просто ждать.
Аморан взял за подбородок и заставил вновь посмотреть на него. Я вздрогнула. Бездонные глаза бога на человеческом лице вновь показались провалами в бездну. К их пронзительности и бесконечности невозможно привыкнуть, так же, как к боли.
— Откуда они могут знать? — голос стал неуверенным, как всегда, когда мне разрешалось взглянуть на божественное проявление.
— Я им дал это понять.
— Ты? Неужели Оракул сам снизошёл до объяснений и вмешался?
— Паулина, я сделал так, как считал нужным. Всё изменилось с момента твоего прибытия на Эбилл.
— Что изменилось? О чём ты? Я по-прежнему непонятно кто: не человек, но и не маг, немного жрица, чуть-чуть Водящая. Меня называют многими именами, но я так и не знаю, какое из них действительно моё. Дух-хранитель Мотейры не принял души. Проклятье не снято. Я гощу в теле, подаренном тобой, а собственная плоть балансирует на грани истощения и смерти.
— Ошибаешься, девочка. Да, я создал сосуд, полностью повторяющий оригинал, но ты не гостья в этом теле. Душа связана с ним точно так же, как и с другим, оставленным сейчас на Мотейре. Что же до остального, то Хранитель уже принял решение о тебе и гораздо раньше, чем сам предполагал. Собственно, никто сейчас ничего определённо не знает, будущее туманно, планы меняются постоянно.
— Как это связано со мной? Как я могу влиять на столь могущественных сущностей?
— Ты — эпицентр. Ещё не понимаешь и не замечаешь, но вокруг тебя закручивается вихрь, способный развеять предопределённость и привычный ход событий даже для божественных сущностей. Вот и дух-хранитель столкнулся с необходимостью пересмотреть незыблемые порядки. Твоя чаша на его весах переполнилась, и цена за душу оказалась достаточной, даже с излишком. Как только вернёшься на Мотейру, то сможешь это почувствовать и пообщаться с хранителем. Теперь тебе это доступно и под силу. К тому же ты Водящая или смертная Мать своего народа. Воплощение многих молитв и чаяний, пусть смертное — разве это не особый случай?
— Что-то я не ощущаю себя богиней, ни сейчас, ни все десять предыдущих ночей, — проворчала я, вздрагивая от гнетущих воспоминаний.
Вдруг появился страх закрыть глаза хоть на миг, потому что память непроизвольно разворачивала свою нить и душила, оплетала пережитым ужасом. Эмоции зашкаливали, бросаясь из крайности в крайность, контролировать себя удавалось едва-едва.
— Глупенькая, никто бы не выдержал того, что довелось испытать тебе, никто из смертных. Испытания даются по силам и не более того. Это ещё раз подтверждает уникальность твоей сущности.
— Только не говори, что это очередной урок. Я многое познала в себе, но, бог мой, какой ценой!!!
— Паулина, вся твоя новая жизнь это урок — 'Умри, или познай!'.
— А меня кто-нибудь спросил, хочу ли я этого?
— Ну, вообще-то да, — Оракул криво улыбнулся, — Хегельг получил твоё согласие, Паулина, вспомни. Без этого ничего бы не случилось.
— Ты прав, ничего бы не случилось. Меня бы просто переехало пианино, похороны, поминки с пирожками и нелепые статьи в газетах об совершенно идиотской смерти гражданки П.
Я говорила с досадой, но по привычке, потому что на самом деле не испытывала этого чувства. Прошлая жизнь совершенно стёрлась из памяти, лишь события последнего дня по-прежнему держались в голове, но и они покрылись туманом забвения, как тот, что окутал нас сейчас. На самом деле безразлично, что стало со старым телом, что подумали бы соседи. Не помню их лиц и имён, словно и не было меня прежней, моих родителей, родных и подруг. Ничего не было, а последний день на Земле — просто сон. Какой же глупой я себя чувствовала, о какой ерунде думала. Утешало лишь то, что память ещё возможно вернуть, ведь я разделила воспоминания с Аяной. Она сохранит их для меня и если всё закончится, попрошу вернуть.
— Но ведь всё произошло по-другому, Паулина. Ты дала согласие, не понимая, на что соглашаешься и благодаря этому до сих пор жива.
— Можно ли теперь воспользоваться новым статусом и узнать кое-что? — решила немного обнаглеть я.
— Мы поговорим с тобой, о чём захочешь, ты получишь ответы, для которых пришло время. Всё это будет, но не сейчас.
— Не сейчас?
— Нет, моя девочка. Вспомни, о чём ты мечтала, о чём молила все десять ночей, пронизанная савией, терзаемая страхом и болью.
Аморан говорил тише, и я уловила момент, когда черты его лица вновь стали родными и человеческими. Он склонился ко мне и прикоснулся губами к мочке уха.
— Мне хотелось почувствовать себя здоровой и полной сил, хотелось забыть о боли и проблемах, а ещё мечталось просто заснуть и видеть сны. Но больше всего я скучала по тебе.
— Плеяда со своими проблемами подождёт, потому что я желаю дать тебе гораздо больше чем грёзы.
За спиной Аморана раскрылись огромные орлиные крылья, гладкие, в переливах белого, серого и чёрного. Ни одно существо не смогло бы управлять такими, но не хозяин мира, в котором ему подчинялось всё: пространство, магия, плоть. Сердце сладко заныло от предвкушения полёта, от манящих обещаний, от запаха и близости любимого мужчины. Он крепко обхватил меня за талию, а я обвила его бёдра ногами. Мокрые и нагие мы взмыли вверх. Мощные крылья разгоняли молочный туман, он разлетался клочьями от размеренных взмахов. Оба солнца Эбилла светили всё ярче, пока мы не взмыли над белым саваном и не зажмурились от их ярких прямых лучей.
Я отпустила шею Аморана и раскинула руки в стороны, как крылья. У меня нет магии сейчас, но я в руках своего бога. Что может быть надёжней? Откинув голову назад, подставляла лицо потокам воздуха и дышала полной грудью. Вокруг только бескрайнее небо, меняющее оттенки из-за пульсирующего светила. Я закрыла глаза и закричала от переполняющего душу восторга. Дышать им и раствориться в безумной радости, вот чего хотелось. Крик уносил из души грязный осадок, он очищал от накопившихся слоёв страха и отчаяния. В руках любимого, паря под небесами божественного мира, блекли душившие меня воспоминания, они стирались под напором светлого и чистого счастья. Да, боль идёт со мной рука об руку, да, испытания сводят с ума жестокостью и изощрённостью. Но мне даровано то, что я никогда бы не смогла испытать, прожив тихой обычной жизнью. Не ощутила бы восторга полёта, не познала бы такую любовь. Если подумать, я много чего никогда не узнала бы.
Неожиданно перед нами возникли белые горы, и мы аккуратно приземлились на плоскую вершину самого высокого пика. Места хватало лишь, чтобы поставить ноги, так мала гладкая площадка. Я тесней прижалась к Аморану и с интересом рассматривала изменившийся ландшафт.
— Придёт время, Паулина, ты вернёшься сюда навсегда. Весь мир станет твоим новым домом, послушный маленьким пальчикам юной хозяйки, — Аморан поймал мою ладошку и поднёс к губам, поочерёдно целуя каждый ноготок.
— У меня нет здесь магии, — пролепетала я и почувствовала, как по спине бегут мурашки от того, что восторг полёта переходит в возбуждение иного характера. Близость Аморана ошеломляла и усиливалась многократно присутствием в нём божественной сути.
— Когда этот сосуд, — мужчина медленно провёл ладонью по моей щеке, — останется единственным, ты обретёшь над Эбиллом абсолютную власть. Вся магия тонкого мира до самых основ, любое пространство и плоть покорятся тебе, моя тайна. Я разделю с тобой свою суть. Смотри!
Аморан вытянул руку, и по бессчётным вершинам белых гор пошло движение. Они таяли на глазах, словно из воска, опадали до основания и вырастали вновь. С высока казалось, что это волны в бушующем
