– А вам стульев!
10 февраля. Утро облачное. Опять радуют глаз белые кресла-красавцы. Песок подсыхает, светлеет. Ни одной бумажки, ни одной соринки. Молодые люди с метлой и совком на длинной ручке собирают невидимый мне с балкона «мусор». Без мух скучно!.. «Хорошо в краю родном, пахнет сеном и…»
Очень внимательная и старательная горничная. Хотел проявить и я внимание: предложил подарок – крестик с распятым Христом! Опозорился! Она странно посмотрела на меня и подарок не приняла. Бог – да не тот!
Угол улиц Дизенгофф и Арлазоров. Уличный скрипач играет что-то проникновенно-знакомое. Полонез Огинского! На тротуаре около скрипача – коробка из-под обуви. В ней несколько шекелей. Останавливаюсь. Смотрю в его старческие слезящиеся глаза. Скрипач медленно опускает смычок:
– З Вэсника денег не беру!
Я, растерявшийся, ушел. На обратном пути хотел вручить ему скромный гостинчик… Скрипача не было… На его месте стояла в обнимку влюбленная парочка…
Сегодня суббота. Все закрыто.
Вчера перед закрытием овощных лавок торговцы выкладывали расфасованную в коробочки клубнику и уговаривали купить ее по цене вдвое-втрое меньше дневной.
Ковровщики выложили товар прямо на тротуар, ювелиры раздавали свои визитные карточки – «заходи только к нему!». Много магазинов уже к 15.00 закрыты – пятница! Перед субботой – шабаш.
Здесь сутки начинаются с вечера и кончаются следующим вечером, поэтому с вечера пятницы все закрывается до вечера субботы: работать нельзя (Бог не велит) до восхода первой звезды.
Семен Ковнер, москвич, простой киномеханик, брат жены моего однополчанина, везет домой на обед. Здесь он уже семь лет. Пенсия приличная, квартира хоть и небольшая, но трехкомнатная, автомобиль «ситроен». Буржуй! Не «наш» человек! «Барский» для меня стол – для них обыденный. Квартира в небогатом квартале, но и то и другое очень уютно, чисто, компактно и удобно. Два сына – чудесные парни Миша и Витя. Жена Ася опытная косметичка, подрабатывающая на жизнь шекелей около 4000 в месяц (это 2000 долларов). Россией все еще интересуются, но жить там не хотят, да уже и не смогут. Разнообразие закусок! «Ася, неужели сама готовила?» – «Ну что ты, Женя! Позвонила – принесли». Напитки для меня в Москве не доступные – коньяк «Наполеон», виски «Белая лошадь». Стоят они по 20–30 шекелей (то есть по 10–15 долларов). Для них это естественно. Одно дело «урвать» от 2000 долларов 100 шекелей, но совсем другое от моих 400 рублей – 50!
За столом еще гость – сосед-миллионер. Невзрачный, худощавый человек. Говорит на русском.
– Давно в Израиле?
– Шесть лет.
– Откуда приехали?
– Из Чернигова.
– Миллионы – наследство?
– Нет.
– А-а-а-а-а?..
– Купил подержанный грузовичок, снял помещение, стал выпекать бублики с маком. Развозил с 5 утра по всем булочным, ресторанам, кафе, барам. Работал по двадцать часов в сутки. (Обошелся без парткома, месткома, без директоров, заместителей, бухгалтерии.) Теперь имею филиалы в Хайфе, Иерусалиме. В вашей стране каждый тоже может стать миллионером! Нужна свобода и борьба с чувством зависти. Надо работать, а не завидовать…
Первый прогон всей пьесы, но не на сцене, а в зале. Почему-то не очень волнуюсь.
11 февраля сыграл первый спектакль – скованно. Второй, на следующий день, смелее. Почувствовал, «нюхнул» возможности творческого обогащения роли, ее развития и углубления. На третьем спектакле совсем осмелел. Чувствую, что партнеры «приняли» меня в свой уже наигранный ансамбль! И публика принимает очень хорошо. Все вообще внимательны к нам, но зрителей маловато, к сожалению…
Попросил знакомого посмотреть представление и честно сказать: заметно ли, что я не так раскованно себя веду на сцене, как те наши актеры, которые уже много раз сыграли пьесу, одним словом заметно ли, что я ввелся в спектакль?
После представления он сказал:
– Я встретил в зрительном зале много своих друзей и каждого попросил ответить на твой вопрос. Сошлись на том, что все ввелись, а ты таки да – нет!
В конце нашего диалога он спросил:
– Очень волновался?
Я, чтобы точно быть понятым, ответил:
– Таки да – да!..
Выступал перед ветеранами войны. Отечественной для нас, второй мировой – для местных. Два с половиной часа отвечал на вопросы, читал, рассказывал.
Вот один из рассказов.
1 февраля 1973 года в 20.00 в моей квартире раздался звонок из ЦК КПСС: «Просьба срочно вылететь в Волгоград. Самолет в 23.00. Машину пришлем. В местном театре завтра премьера спектакля по пьесе Юлия Чепурина „Сталинградцы“, посвященная 30-летию Сталинградской битвы. Исполнитель главной роли – командарма маршала В. И. Чуйкова – не справился с задачей и с роли снят. Отменять спектакль нельзя, он транслируется по телевидению на всю страну. Вы – фронтовик, опытный артист и, как выяснилось, очень похожи на маршала в молодости. И с возрастом все нормально. Чуйкову в 1943 году исполнилось 43 года, а вам сейчас 50 лет. Нормально».
2 февраля 1973 года. 1 час 45 минут ночи. Волгоград. Гостиница. В моем номере – постановщик спектакля «Сталинградцы», главный режиссер театра заслуженный деятель искусств РСФСР Владимир Владимирович Бортко (отец ныне интересно работающего на «Ленфильме» режиссера Владимира Владимировича Бортко. Кстати, я снялся, с моей точки зрения, в хорошей его картине «Единожды солгав» в роли отца киногероя и очень-очень старался быть похожим на старшего Бортко. Сын уверял меня в том, что старания увенчались успехом).
В номере уже собрались биографы маршала, суфлер, гример, костюмерша, портной. Рассказывают о привычках и характере Василия Ивановича Чуйкова. О том, что главное в спектакле. Одновременно снимают мерку с моего торса, головы. Все в ужасе: моя башка – 63,5 см в окружности. Такого размера фуражки не найти. Но, к счастью, все сцены происходят в интерьере, можно обойтись без головного убора. Кто-то приносит кипяток, заваривает чай, нарезает хлеб, делает бутерброды. В этой суматохе я успеваю заглядывать в текст роли.
5.00 утра. Остаюсь один, ложусь спать. Засыпаю, поставив будильник на 7.00.
7.00. Будильник проявляет бдительность – будит. Снова зубрежка текста.
8.30. Пришли костюмеры, примерили военный костюм, сапоги. Сообщили, что от парика решили отказаться.
9.00. Легкий завтрак с В. В. Бортко.
10.00. Первая репетиция на сцене. Партнеры предельно внимательны, даже шепотом подсказывают, когда нужно, текст. Режиссер – ну прямо отец родной: ласков, заботлив. А ведь славится суровым нравом.
13.30. Обеденный перерыв. Снова беседы с биографами Чуйкова и режиссером спектакля.
14.00. Отдых на кушеточке в гримуборной. Зубрежка текста.
15.00. Вторая репетиция.
17.00. Засыпаю в номере гостиницы.
17.45. Часовой-будильник на страже. Зубрежка текста.
18.30. В гримуборной театра показывают фотографии Чуйкова. Ей-ей, я похож на него, на молодого!
