Дарю, что помню

Я: Вот они, Дарданеллы!

Дочь (по роли): Папа, это Босфор.

Я: Это Дарданеллы…

Дочь: Это Босфор…

Я (нервно): Это Дарданеллы, это Дарданеллы, это Дарданеллы, а потом Босфор…

Подходит Севела в роли капитана судна.

Капитан: Это Босфор, а потом будут Дарданеллы.

Я (обрадованно): Ну вот, слышишь. Я же тебе говорю, доченька, – это Босфор, а потом будут Дарданеллы.

А обрадовала сцена тем, что Севела оказался очень хорошим правдиво-органичным, как мы говорим, – артистом.

Когда пассажиры узнают, что вот этот полненький, симпатичный дядечка и есть сам Эфраим Севела – реакция одна и та же: «О-о-о-о-о-о!» Значит, знают, ценят, раз «о-о-о-о-о-о!». Почти все пассажиры наблюдают за нашей работой. В паузах между съемками – подходят, задают вопросы.

Подошел мужчина средних лет.

– Прошу автограф.

– На паспорте нельзя. Нет, нет. И на денежной купюре нехорошо… Ну, что вы, где это видано, чтобы артисты на грязных носовых платках оставляли свои автографы? Нет!.. На фотографии Сталина? Принципиально – нет-нет! На ладони? Вы что, смеетесь надо мной?

– Не ожидал… Обижаете.

Позже кто-то из нашей группы рассказал, как любитель автографов жаловался на меня: «Зажрался, забыл, что искусство принадлежит нам – народу, а не артистам да режиссерам!»

31 марта. Стамбул!

Такое впечатление, что мы вплыли прямо в город. От борта до административного корпуса порта метров 10–12. Теплоход наш потерял свой образ плавающего гиганта – он стал огромной гостиницей, как бы въехавшей в улицу города. Между правым бортом и причалом зазора нет, воды не видно.

Перед самым входом в Босфор на якоре стоял наш грузовой пароходик, нагруженный донельзя – вот-вот утонет! – ящиками. К нему, от него, вокруг него сновали турецкие суденышки, растаскивающие эту гору груза. Проходивший мимо меня по палубе матрос прошептал на ухо: «Мафия, наши контрабандисты». В том, что это так, убедился в первые же минуты пребывания на турецкой земле.

Сходишь с трапа, и буквально в пяти метрах – вход в морской вокзал. Еще 10–15 метров – и ты в шуршащем человеческом «муравейнике»! Но что за черт? Галлюцинации? Розыгрыш? Куда ни глянь – все наше, советское. Наваждение! Ты дома? Здесь просто изобилие «нашенского»! Всего того, что чуть ли не с миноискателями, рыская по городу и селу, совлюд пытается хотя бы увидеть, чтобы не забыть! (Не забывайте, это была весна 1992 года.)

Трудно перечислить товары нашего изготовления, которых здесь не встретишь. Мало того, с гордостью видишь такие, о которых знаешь только понаслышке. Вся эта разноликая масса «гордости» смотрит на вас с мольбой – вернуть ее «из турецкого плена» домой. Но пароходики и огромный, хорошо организованный трудовой коллектив «туда-сюда» предпочитают ублажать кого угодно, только не своих… Интернационалисты! Христиане!

На самом же деле, все, что ласкает здесь твой взор, не отдано кем-то кому-то, а просто у тебя уворовано. Нас наши же грабят. А мы всему миру «дай-дай», «помоги» для того, чтобы, получив, снова разворовывать… Утюги, канистры, аспирин, печень трески, велосипеды, завал красной и черной икры, полное собрание сочинений Сталина – это все же детские игры в «бизнес» на фоне деятельности группы «круизистов», как оказалось, под командованием моего собеседника-«мефистофеля»!!

О программе масштабной деятельности этой группы, занимающейся куплей-продажей, перекуплей- перепродажей бывших в употреблении автопокрышек, подержанных автомашин, мне поведал один из членов экипажа.

Есть и другие специализированные группировки: «шоколадники», «обувщики», «ковровцы», «специалисты» по парфюмерии, часам, женскому белью, спортивной одежде. Все товары вывозятся в Союз огромными партиями (это помимо официального государственного товарооборота) и из Турции и из Израиля. Что самое «смешное», до слез, – количество и качество этих товаров у «них» почему-то не уменьшается, а, наоборот, с увеличением спроса – растет. «Уморительно», до слез!

Жанровая картинка: следом за нами, в хвост, пришвартовался теплоход «Лев Толстой». Прекрасное, мощное, молодое – не чета нашей «Астре» – быстроходное судно, названное всемирно уважаемым именем гения, чьи труды воспринимаются всем читающим миром как художественные и духовные вершины нашего народа. (Столь высокий стиль необходим для контраста с нижеописываемым). И вот вижу – и не только я, но и турецкие таможенники, полицейские, матросы, грузчики, шоферы, – как наша «родная» пассажирка, тяжело дышащая, толкает перед собой одной рукой тележку на колесиках, нагруженную несколькими в «трубовалики» свернутыми коврами (дешевые, из синтетики); такие же, два или три, обвили ее нежную шею и свисают чуть ли не до пола, словно красивый турецкий халат; в другой руке – еще ковер. Беленькое (когда-то) личико с глазами, выражающими азарт и счастье от предчувствия выгодной продажи своей ноши (а следовательно, улучшения своего существования до следующего круиза), смотрится, как будто она вышла из парилки.

Ну что делать? Ругать ее, смеяться или осуждать?

Не знаю… Если бы меня попросили сделать так, чтобы никто на свете не смог больше увидеть подобную унизительную картинку, я бы резко увеличил производство разных ковров и продавал бы их по доступной цене. Если бы «мы» сами не смогли этого сделать – отдал бы производство в руки иностранцев.

Утопия! Непрофессиональные рассуждения! Ну почему же? Ведь когда необходимо было что-то решить, страна наша делала именно так, как я предлагаю, – обращалась к «варягам». А эпоха Петра и Екатерины Великой? А индустриализация страны в сталинские времена? А Отечественная война? Я ведь участник ее, этой какофонии патриотизма и идиотизма. Артиллерия, начиная с 76-миллиметрового калибра, была почти вся на американской тяге: автотягачи «Додж», «Студебеккер», трактор «Каттер Пиллер»; обмундирование из английской шерсти, американская тушенка…

Стамбульский рыбный базар! Это фейерверк искрящейся под солнцем чешуи! Вот где материализация строчки «шаланды, полные кефали» и еще такого количества разных рыб, что описывать это бесполезно!

В детстве я видел знаменитый одесский базар Привоз. Мне казалось, что ничего экзотичнее, красочнее и разнообразнее, чем его рыбные ряды, быть на всем белом свете не может! И вот Стамбул «порушил» мои детские фантазии. Самое впечатляющее: во всех больших лодках рыба обложена льдом и постоянно поливается водой. Ни мух, ни запаха! (В Одессе за три квартала до рынка ты уже чуешь рыбные ряды!) Лодки привязаны к кнехтам на высоком берегу, вдоль которого – асфальтированная дорожка, ведущая к длинному ряду рыбных ресторанчиков. На берегу, над лодками, – покупатели… Торгуются громко, перекрикивая друг друга. Рыбаки продают улов поштучно или на вес, в целлофановых пакетиках и, ловко закрутив их в узел, бросают наверх в руки покупателя, а те бросают в лодку деньги.

Стараюсь увидеть как можно больше, ведь завтра съемки, а послезавтра в 9.00 мы уже отчаливаем.

1 апреля. Ждал или розыгрыша или подвоха какого-нибудь. Не дождался… только бармен нашего дредноута обрадовал вопросиком. Думал – первоапрельский розыгрыш, а оказалась «тяга к культуре».

– Наш телеграфист рассказывал (то ли на палубе болтали, то ли по морзянке поймал), что Геннадий Хазанов какое-то отношение к Долорес Ибаррури имеет. Вроде бы он ей сын, а отец… какой-то Аркадий Хайт. Очень, говорят, творчески богатый человек и любит вроде бы сына очень, богатством своим делится с ним. Одним словом, отец хороший, толковый. Ничего не слыхали про эти разговоры?

– Нет, ничего такого в последнее время не слышал. Но обоих хорошо знаю и очень люблю. Если эти