прошлый раз? Говорила! — заявляет Леля, и я уже не знаю, шутит она сейчас или нет.
Я внимательно посмотрел Леле в глаза. Она не выдержала моего взгляда и рассмеялась.
XII
На горизонте появился Савельев.
— Господа Гиппократы, к столу! — пригласил он. — Водка остывает.
Мы отправились в палатку, где для нас был накрыт обеденный стол. Пола палатки была откинута. В центре стола в большой дюралевой посудине дымилась вареная картошка, источая знакомый с детства аромат. Здесь же стояло несколько бутылок водки и алюминиевые чашки с квашеной капустой, соленой сельдью и солеными груздями. Был и десерт — несколько гроздей зеленого винограда. Откуда грибы и виноград, я не знал, но подозревал, что это дело рук моего расторопного помощника: Савельев мог выменять все это на спирт у какого-нибудь прапорщика. А для тех нет ничего невозможного на этом свете: попроси страусиных яиц — и те принесут.
Места возле стола хватило всем. Впрочем, нас было не так уж много — семеро гостей да мы с Савельевым. Водителей медсанбатовских «уазиков» Савельев отвел в палатку санинструкторов, где их накормили перловкой с рыбными консервами. У нас тоже закуска была не бог весть какая, но мы не жаловались — мы ведь были на войне. Стыдно было перед гостями только за то, что мы не смогли сварганить для них что-нибудь мясное, но Харевич отшутился: ничего, мол, мясо поедим, когда кончится война.
Женщины сели напротив меня. Я украдкой взглянул на них и обомлел: они показались мне богинями. Видимо, они умышленно решили произвести на мужчин впечатление. Они накрасили губы, сняли с себя головные уборы и распустили волосы. Волосы у обеих были длинные и гладкие, и они струились по плечам. Только у Лели эти струи были рыжего цвета, а у Илоны темно-русого.
— Фи, одна водка! — оглядев стол и поморщившись, сказала Леля. — Неужели мужчины не смогли достать вина?
Мы с Савельевым смутились. Мы уже давно забыли, что в мире кроме водки существуют и благородные напитки, которые обычно предпочитают пить женщины.
— Простите нас, милые барышни, — сказал Савельев. — Отвыкли, понимаешь, от женского присутствия. Вы бы почаще приезжали — вот тогда бы мы быстро исправились.
— Да что ты оправдываешься, капитан, — махнул на него рукой Харевич. — Ничего, не маленькие — выпьют и водки.
Леля засмеялась.
— Вот так мужчины всегда. А потом говорят, откуда берутся женщины-алкоголики, — произнесла она.
— На войне, милая, алкоголиком стать невозможно, — сказал Харевич. — Здесь водка — лучшее лекарство. Выпьешь — и заглушишь боль. Это на гражданке пьют без надобности, потому и спиваются.
Савельев, как опытный разливальщик, не глядя, «по булькам» отмерил каждому дозу, и мы подняли кружки.
— Ну, за что выпьем? — спросил Харевич.
— За успех нашего безнадежного дела, — горько усмехнувшись, сказал Лавров. Он выглядел очень усталым.
— Лучше давайте выпьем за красоту.
— А что есть красота? — внезапно спросил старлей по фамилии Варшавский, который все это время оперировал в паре с другим старлеем — Голубевым.
— Единственная красота, которую я знаю, сказал Гейне, — здоровье, — напомнил я.
— Верно сказано, — кивнул в знак согласия Харевич. — Если нет здоровья, тебя даже свалившееся на голову богатство не обрадует. Вспомните: стоит заболеть обыкновенным гриппом, как даже бифштекс начинает казаться соломой. В общем, что ни говори, а лучше здоровья нет ничего на свете.
— А мне казалось, что к такому выводу приходят только в старости, — заявила Леля.
— Ты что, хочешь сказать, что я еще не тяну на старика? Прекрасно! Тогда давайте выпьем разом за все — за красоту, здоровье и за меня, молодого, — пошутил он.
— Нет, давайте лучше выпьем за погибших ребят, — внезапно предлагает Илона.
Мы встали из-за стола. Помолчали. Потом, не торопясь, опорожнили кружки. Когда мы сели, Савельев принялся ухаживать за женщинами. Он положил каждой в чашку по картофелине, затем туда же добавил по кусочку селедки.
— Вы грибками вначале закусите, — посоветовал он. — Грибочки отменные — сам солил, — пошутил он.
— Так вы, оказывается, грибник? — улыбнулась Леля, довольная, что за ней ухаживают. Хмель успел ударить ей в голову, и щеки ее порозовели.
— И не только грибник, — улыбнулся он ей в ответ.
— А какие еще у вас положительные качества? — расправившись с кусочком гриба, спросила Леля.
— Он умеет казенный спирт пустить не по назначению, — съязвил я, недовольный тем, что Савельев все внимание акцентирует на себе.
Савельев крякнул от неожиданности.
— Товарищ майор, ну зачем же вы так? — глянул он на меня обреченно. — Я, понимаете ли, хочу произвести впечатление на дам, а вы меня к стенке…
— Да ладно, Савельев, я же не говорю, что ты воруешь этот спирт, — хлопнул я его по плечу. — Ты просто меняешь его на виноград с грибами.
— Товарищ майор… — моргнул глазами и покраснел капитан. — Это мне все хороший человек принес в благодарность за то, что я у него занозу давеча вытащил.
— Ну-ну, — усмехнулся я. — Давай, действуй в том же духе.
Капитан, конечно же, понял, что я обо всем догадываюсь. Тем не менее в моих словах он не услышал угрозы. А все просто: ведь я был благодарен Савельеву за то, что он, худо-бедно, смог накрыть стол, где даже картошка была в нашем понимании продуктом дефицитным. Я представил себе, как мы угощаем гостей перловкой, и у меня тут же вспотела спина.
— Как там говорят? С одного выстрела и ворону не убьешь? Давайте тогда еще по разу выстрелим, — предлагает Савельев и начинает вновь «по булькам» отмерять каждому дозу спиртного.
— Мне только немного, — сказала Леля. — Я уже и так пьяная.
— И я пьяная, и мне немного, — попросила Илона.
Она сидела аккурат напротив меня, и я имел возможность незаметно разглядывать ее. Иногда я не успевал отводить взгляд, и наши глаза встречались. Она, должно быть, поняла, что я заинтересовался ею, и сильно смущалась. Мне же было неловко за себя, потому что она могла подумать обо мне черт знает что. Но по мере того, как хмель все глубже проникал в мою тормозную систему, я становился раскованней, если не сказать — развязней. Я всегда боялся этого состояния, потому что терял контроль над собой и мог позволить себе такое, за что мне потом становилось стыдно.
XIII
Мы продолжали пить и закусывать. Харевич все время смотрел на часы, но почему-то не спешил поднимать своих подчиненных из-за стола. То ли ему нравилась компания, то ли он хотел, чтобы его люди как следует отдохнули после напряженной многочасовой работы.
Раза два Савельев вставал и подкладывал дровишки в «буржуйку». Дрова были сырыми, трещали и давали мало жару.
