руки и стали качать, а она звонко смеялась. Все, что она говорила, пересказали государю, и он сразу же после торжеств приехал в Дивеево. После разговора наедине Прасковья Ивановна стала прощаться с царской четой: открыла комод, вынула новую скатерть, расстелила на столе, стала класть гостинцы: головку сахара, крашеные яйца. Завязала все это крепко и передала государю в руки:
— Государь, неси сам, — сказала. — А нам дай денежку, нам надо избушку строить (новый собор. — Н. Г.).
У него с собой денег не было. Тут же послали, принесли, и государь отдал блаженной кошелек с золотом, который сразу же передали игуменье. Прощаясь, целовали друг другу руки. Царь и царица обещали вскоре снова приехать, открывать мощи матушки Александры, потому что она являлась во дворце и творила чудеса.
Когда Николай II уходил, то сказал, что Прасковья Ивановна — истинная раба Божия: все и везде принимали его как царя, она единственная приняла его, как простого человека[10].
От Прасковьи Ивановны поехали к Елене Ивановне Мотовиловой, жившей вдовой в Дивееве, тайной монахиней. Царю было известно, что она хранила переданное ей «служкой Серафимовым» письмо, написанное преподобным Серафимом и адресованное государю императору Николаю II. Это письмо преподобный Серафим написал перед своей кончиной, запечатал мягким хлебом и передал Мотовилову со словами:
Наталья Леонидовна Чичагова, дочь владыки Серафима (Чичагова), рассказывала, что государь принял письмо, с благоговением положил его в грудной карман, сказав, что будет читать его после. Когда после прочтения письма он вернулся в игуменский корпус, то горько плакал. Придворные утешали его, говоря, что хотя батюшка и святой, но может и ошибаться. Но государь плакал безутешно. Содержание письма осталось никому не известным.
По поводу этого письма участник саровских торжеств игумен Серафим (Кузнецов) писал: «Преподобным Серафимом еще при жизни было написано по откровению Божию собственноручно письмо к этому Царю, которому будет суждено приехать в Дивеево, передав его своему другу Мотовилову, последний передал его перед смертью жене, которая тогда лично вручила его государю Николаю II в Ди-вееве 20 июля 1903 года. Что было написано в письме, осталось тайной. Только можно предполагать, что святой прозорливец ясно видел все грядущее, а потому предохранял от какой-либо ошибки и предупреждал о грядущих грозных событиях, укрепляя в вере, что все это совершится не случайно, а по предопределению Предвечного небесного Совета, дабы в трудные минуты тяжких испытаний Государь не пал духом и донес свой тяжелый мученический крест до конца».
Д. Ходнев: «Незадолго до своей праведной кончины преподобный Серафим Саровский вручил запечатанный конверт верующей и богобоязненной женщине Е. И. Мотовиловой (через своего мужа), наказав хранить его и передать Царю, который приедет в Саров «особо обо мне молиться». Через 70 лет, в 1903 году, этот пакет был вручен Государю во время прославления преподобного Серафима Саровского. Это была рукопись святого, в которой он подготовлял Государя к тяжким испытаниям. Тогда же и там же об этом поведала ему и блаженная Паша Саровская. Об этом рассказывал мой отец, который тогда, в 1903 году, командуя Фанагорийским гренадерским генералиссимуса Суворова полком, был на охране Царя в Сарове при открытии мощей святого. У меня хранится особый саровский жетон, пожалованный моему отцу Государем».
Протоиерей Стефан Ляшевский (духовный сын митрополита Серафима): «Во время прославления в Дивееве жила знаменитая на всю Россию Христа ради юродивая блаженная Паша Саровская. Государь был осведомлен не только о Дивееве, но и Паше Саровской. Государь со всеми Великими князьями и тремя митрополитами проследовали из Сарова в Дивеево. В экипаже они все подъехали к келье Блаженной Паши. Матушка игуменья, конечно, знала об их предполагаемом визите и приказала вынести из кельи все стулья и расстелить большой ковер. Их Величества, все князья и митрополиты едва смогли поместиться в Пашиной келье. Параскева Ивановна, как почти всегда, сидела на кровати, смотрела на Государя, потом сказала: «Пусть только царь с царицей останутся». Государь извиняюще посмотрел на всех и попросил оставить его и Государыню одних, — видимо, предстоял какой-то очень серьезный разговор.
Все вышли и сели в свои экипажи, ожидая выхода Их Величеств. Матушка игуменья выходила из кельи последняя, но послушница оставалась. И вдруг матушка игуменья слышит, как Параскева Ивановна, обращаясь к Царствующим Особам, сказала: «Садитесь». Государь оглянулся и увидел, что сесть негде, смутился, а блаженная говорит им: «Садитесь на пол». (Вспомним, что Государь был арестован на станции Дно… Великое смирение — Государь и Государыня опустились на ковер, иначе бы они не устояли от ужаса, который им говорила Параскева Ивановна.)
Она им сказала все, что потом исполнилось, то есть гибель России, Династии, разгром Церкви и море крови. Государыня была близка к обмороку, наконец она сказала: «Я вам не верю, этого не может быть!» Это ведь было за год до рождения Наследника, и они очень хотели иметь его. Параскева Ивановна достала с кровати кусок красной материи и говорит: «Это твоему сынишке на штанишки, и когда он родится, тогда поверишь тому, о чем я говорила вам». С посещения Дивеева Государь стал считать себя обреченным на крестные муки и позже говорил не раз: «Нет такой жертвы, которую я бы не принес, чтобы спасти Россию».
По молитвам святителя Серафима и по предсказанию Паши Саровской через год родился наследник царевич Алексей.
Паша Саровская умерла в 1915 году в возрасте ста двадцати лет. Перед смертью она все клала земные поклоны перед портретом государя, а когда была уже не в силах, то ее опускали и поднимали келейницы дивеевские, спрашивали:
— Что ты, мамашенька, так на государя молишься?
— Глупые, он выше всех царей будет. Не знай, преподобный, не знай, мученик. Миленький уже при конце…
Из воспоминаний княгини Н. В. Урусовой: «я знаю о пророчестве преподобного Серафима о падении и восстановлении России: я лично это знаю. Когда в начале 1918 года горел Ярославль и я бежала с детьми в Сергиев Посад, то там познакомилась с графом Ю. А. Олсуфьевым, еще сравнительно молодым. Он для спасения каких-то документов, должных быть уничтоженными дьявольской силой большевизма, сумел устроиться при библиотеке Троице-Сергиевой духовной академии. Вскоре был выслан на Соловки. Он принес мне однажды письмо для прочтения со словами: «Это я храню как зеницу ока». Письмо, пожелтелое от времени, с сильно полинявшими чернилами, было написано собственноручно святым преподобным Серафимом Саровским Мотовилову. В письме были предсказания о тех ужасах и бедствиях, которые постигнут Россию, и помню только, что было в нем сказано и о помиловании России. Года я не могу вспомнить, потому что прошло 28 лет, и память мне может изменить, да каюсь, не прочла с должным вниманием, так как год указывался отдельно, а спасения хотелось и избавления немедленно еще с самого начала революции. Во всяком случае, говорилось о последних годах 20-го столетия. Простить себе не могу, что не списала копию с письма, но голова была так занята и мозги так устали в поисках насущного для детей, что этим только оправдываю и успокаиваю свою недальновидность…
Батюшка Серафим неоднократно говорил своим «дивеевским сиротам»:
В записках князя Путятина, человека, очень близкого Дивееву, сохранилась запись о том, что на вопрос Мотовилова, когда же будет самое страшное время, батюшка Серафим ответил: «Немного позже, чем через 100 лет после моей смерти». Имелись в виду тридцатые годы XX столетия. Вспомним 1937-й…
В Дивееве сохранялось предание батюшки Серафима о том, что придет время и всем сестрам придется на время уйти в мир, а на сколько времени — неизвестно. Как Бог даст.
Видимо, это время зависело от народного покаяния: ведь и святой Иоанн Кронштадтский в начале XX века говорил, что если русский народ не покается, то кончина мира близка. Прозорливые старцы Оптиной пустыни свидетельствовали, что будет еще период благодати Божией на Руси. Во всяком случае, когда большевики разорили Серафимов монастырь, монахини уходили с крепкой верой, что Дивеев, как и вся
