блаженной Ксении, где бывала с матушкой.
Сквозь закрытую дверь было слышно пение: «Вечная память…» Я вошла и увидела свою мать, низко склонившуюся над могильной плитой. Из глаз моей матушки текли слезы в таком изобилии, что вся плита, казалось, плавала в них. Я простерла вперед свои руки с криком: «Матушка!..» — и тотчас пришла в себя.
Долго я не могла совершенно опомниться от своего видения. Но постепенно осмотрелась кругом, увидела себя в привычной обстановке, немного успокоилась и стала соображать, что же я видела… Точно завеса упала с моих глаз. Я живо вспомнила все наставления матери, которые почему-то ни разу не пришли мне в голову в последний год. Точно затмение какое нашло на меня. Я поняла, что матушка моя молит со слезами блаженную Ксению, и к тому же самому свету привел меня и мой таинственный спутник. И я решила чуть свет отправиться на Смоленское кладбище, чтобы отслужить панихиду. Так и сделала, оставив детей на мужа, зная, что он проспится и к утру будет трезв.
Когда я подошла к часовне, мне так живо представилось все мое ночное видение и моя мать, что я пережила все снова, и, опустившись на колени, простояла всю панихиду — и даже не одну — на том самом месте, где видела и свою мать. После этого я почувствовала, что точно тяжесть какая-то свалилась с меня. Домой я возвращалась с легкой душой и даже не заметила, как прошла немалое расстояние от Смоленского кладбища до Песков и вошла на нашу улицу. Вдруг недалеко от себя я услышала звон колокольчиков и, подняв голову, увидела, что напротив нашего дома стоят несколько пожарных частей и заканчивают тушение последних вспышек угасающего пламени внутри двора.
При виде этого зрелища ужас охватил меня, и я стремительно бросилась вперед. Добежав до пожарных, стала кричать: «Дети! Муж!» Хотела пройти в ворота, но ноги подкосились, и я без чувств повалилась на землю.
Когда пришла в себя, то заметила, что нахожусь в большой светлой комнате с очень богатой обстановкой. У изголовья стоял пожилой господин и держал меня за руку, прослушивая мой пульс. Увидев, что я открыла глаза, он обратился к сидевшей в кресле старушке, одетой в темное шелковое платье: «Обморок кончился, опасности больше нет. Надо дать успокоительного».
Я между тем очень ясно вспомнила пожар и сразу спросила:
— Дети, муж?
— Успокойтесь, — ответила старушка тихим и ласковым голосом. — Муж ваш слегка лишь ушибся, дети живы и совершенно здоровы. Они здесь, в соседней комнате. Двое спят, а старшего вы сейчас увидите.
Заметив мое тревожное недоверие, старушка, приветливо улыбнувшись, сказала что-то другой старушке, похожей на старую няню. Та вышла и через минуту вернулась, держа за руку моего старшего сына, а младшего внесли на руках двое слуг. Увидев своих детей живыми и здоровыми, я перекрестилась и спросила:
— Где же мы находимся?
— Вы у меня, на квартире генеральши Л., — ответила мне старушка в шелковом платье. — Я как раз проезжала к обедне в Александро-Невскую лавру мимо вашего дома, когда услышала крики: «Спасите, дети горят». Я, разумеется, остановилась и, выйдя из экипажа, подошла ближе к дому. Но, слава Богу, детей уже, как оказалось, спасли: двоих — пожарные, а третьего — ваш муж, но он упал, вывихнув ногу. Ребенка подхватили, я всех их и забрала к себе. А потом и вас принесли мои слуги, которые вас там поджидали. Квартира загорелась у хозяйки на кухне, менее чем за полчаса все сгорело, так что из вашего имущества ничего не спасли.
— Бог с ним! — прошептала я. — Дети и муж мой живы: слава Создателю за их спасение! Но Боже мой! Сколько же вам, сударыня, мы наделали беспокойства!
— Ах, пожалуйста, не думайте об этом! — улыбнулась она. — Квартира у меня большая, вы меня не стесните, а детей я очень люблю, и с Богом живите у меня, пока вы оба поправитесь и снова устроитесь.
— Но где же муж мой?
— Внизу. У меня квартира в два этажа, — пояснила генеральша. — Ему делают перевязку, и он очень беспокоился о вашем раннем отсутствии.
— Я объясню вам потом, где провела это утро, — утомленная, ответила я на вопросительный взгляд генеральши.
На следующий день я встала с постели, а муж пролежал две недели и еще долго ходил на костылях. За это время мы ближе познакомились с генеральшей и очень полюбили друг друга. Она была вдова, добрейшая святая душа. Когда-то имела детей, но потеряла их в раннем возрасте и с тех пор не могла равнодушно смотреть на ребенка. Я рассказала ей всю мою жизнь, не скрыла и последнего моего горя, слабости мужа, передала ей и свое видение и где была в то раннее утро.
Выслушав меня, генеральша перекрестилась и глубоко задумалась. Потом стала говорить:
— А знаете что? Я вижу во всем этом перст Божий. Надо же было случиться пожару в день памяти одного из моих детей, похороненного в Александро-Невской лавре. И вот Господь мне посылает живых, вместо мертвых, детей, а вам в лице моем — опору в тяжелой судьбе. Нам остается разумно дойти до указанной Господом цели. — Она помолчала и продолжила: — Вот что. У меня есть два имения. Одно из них, небольшое, находится в N-ской губернии. Не поедет ли ваш муж пока как конторщик или старший приказчик? Там есть старичок управляющий, я ему напишу. Может быть, он там поправится!
Мой муж с благодарностью принял это предложение. Со дня катастрофы он не пил ни одной рюмки, и я со страхом и надеждой ожидала, что будет дальше, призывая в помощницы рабу Божию Ксению.
Я рассказала мужу о своем видении. Он сильно побледнел при этом, но не сказал ни слова, только сам предложил вместе поехать отслужить панихиду перед нашим отъездом в деревню, куда мы вскоре действительно переехали. Прошло несколько месяцев — муж не пил. Прошел и год благополучно, и с тех пор вот уж восемь лет, а о прошлом нет помина, слава Богу. Только замечала я, что муж стал задумываться, будто тяготила его какая-то тайна или болезнь. Зная его откровенный характер, я решила, что это не иначе как болезнь, и, опасаясь последствий, однажды спросила о причине его состояния. Муж страшно смутился и побледнел, встал, несколько раз стремительно прошелся по комнате, затем с решительным видом сел напротив меня и сказал:
— В то утро, когда ты ходила на кладбище, я спал крепким сном и видел что-то во сне страшное, будто звери меня окружили. Помню, что крикнул тебя, но ты не пришла, а явилась ко мне незнакомая женщина, с посохом в правой руке. Звери все сразу исчезли, и она обратилась ко мне. Стуча своим посохом, грозно сказала: «Нет здесь твоей жены, она у меня. Слезы ее матери затопили могилу мою. Брось пить! Встань! Твои дети горят!» И с этими словами она исчезла. Я вскочил, смотрю — тебя нет, дети спят спокойно, и я принял все за бред моей больной головы. Но не прошло и десяти минут после этого, как в кухне раздался отчаянный крик: «Горим!» Я вскочил как полоумный не столько от крика, сколько от странной мысли о видении. «Дети горят», — вспомнились мне последние слова грозной женщины. Я схватил детей и бросился с ними в прихожую. Но было уже поздно: дверь горела. Тогда я бросился к окнам, остальное ты знаешь. — Он помолчал. — Вот почему я особенно хотел узнать, где ты была тогда утром, и когда узнал, то сразу все понял, мысленно помолился. С тех пор мне даже думать о вине противно.
Я была поражена таким откровением: вот, оказывается, кто запретил пить мужу…
Через год после нашего водворения в деревне умер старичок управляющий, и мужа моего генеральша назначила на его место. Вскоре после этого скончалась и сама, моя голубушка, Царство ей Небесное! Старушка, с которой я все время была в интимной переписке, по духовному завещанию большое имение в Тверской губернии отказала своему племяннику, а это, где мы сейчас живем, навсегда закрепила за нами.
И всему, всему этому мы обязаны молитвам блаженной Ксении да моей матушки. Я узнала из ее дневника, который она оставила и приказала вскрыть не ранее, как мне исполнится тридцать лет, что отец мой в ранней молодости сильно пил и что моя матушка из-за этого много страдала, пока не научили ее добрые люди прибегнуть к помощи блаженной Ксении. После этого вскоре отец мой излечился от своей слабости и строго запрещал даже иметь вино в доме. Тогда только я поняла, почему матушка так боялась пьяницы мужа для меня и советовала прибегать именно к блаженной Ксении. Она точно чувствовала родительским сердцем, что ее дочке все это придется пережить и испытать на собственном опыте.
