Плачет дочка.
Надсадный кашель над ухом, хрип:
— Хватай мелкую и дуй к реке. Сгорим все нахер здесь, ветер на нас. Слышишь? Поняла?
Плачет дочка, невесомые бабочки щекочут крыльями сердце, и рождается в груди странное, непривычное, звериное: не отдам! Моя!
— К реке, давай, дура, бегом!
Треск, дым, крики за спиной. Проблеск картинки перед глазами: внизу горит лес, в расселине лесной дороги мечутся крохотные фигурки, разворачивая гранатомет с дурацким длинным стволом, чуть дальше — серебристая полоска реки, затянутая спокойной дымкой. Туда огонь не дойдет.
Грохот бьет по ушам, удар — и тьма. Чужая тьма. Жаль. Жаль, но на самом деле неважно. Важно другое, река — там.
Серебристый туман, широкий пляж, плеск воды, сюда почти не доносится жуткий треск горящего леса. Вода холодная.
— Ш-шш… — успокойся, ты моя, не отдам. На вот, поешь…
Медленно катится к закату солнце. Выходят к реке обгоревшие, шатающиеся фигуры. На черных от копоти лицах — оскалы улыбок.
— Лагерь менять…
— Ничего, зато все живы.
— Эй, док! Второй змеевкой не разжились, извини, со сравнительным анализом придется подождать!
Смеются.
— Эй, чучелко, ты как? Надо же, спит, — глаза мужчины светло-серые, как дымка над водой, когда смотришь сверху, с неба. — Ну что, молодец ты, — неловко, ребром обожженной ладони, проводит по волосам, — глупая змеева девка, как же тебя все-таки звать…
— Ле… — горячий воздух царапает гортань, ком в горле сжимается, ощетинивается колючками — и лопается. — Ле… ли.
Серую реку морщат первые капли дождя. Дочка спит.
© Copyright Гореликова Алла, 02/08/2011.
