поближе познакомиться со студентами, покачал головой. Неужели все они здесь в таком же напряжении, как этот мальчик? Лаурьен лежал в комнате для больных и не говорил ни слова. Все необходимое он сказал в тот вечер, когда, вне себя от волнения, вернулся в схолариум, положил на стол плащ и, совершенно измотанный, тут же направился сюда. С тех пор он лежал в кровати и молчал. Старый приор умер, об этом знали все. Так кто же был тот человек, плащ которого он принес? Наверное, ему просто показалось. Плащ принадлежал карлику, это верно, но совсем не доказывает, что этим карликом был де Сверте.
Брозиус сидел на скамейке рядом с кроватью.
— В этом городе много карликов. Бог не наделил их ростом и статной фигурой, но наградил другими достоинствами: силой духа, добрым сердцем, милостью небесной. Ты наверняка обознался.
Лаурьен кивнул. Он вернется домой, в маленький городок на Нижнем Рейне. Там нет факультета, нет братьев свободного духа, нет там убийц и карликов, которые сначала умирают, а потом оживают снова.
Там царит провинциальный покой, там тихая природа. Хватит с него учебы. Он провел в этом городе почти год, все мечты кончились. Чтобы стать писарем, как отец, совсем не нужно учиться на факультете. Сюда он больше не вернется.
Брозиус встал, и они с приором вышли из комнаты. Войдя в кабинет приора, они сели, и какое-то время каждый молча смотрел перед собой. Они оба ощущали дыхание зла, хотя верить в это им не хотелось. Окно было открыто, занавеска развевалась на ветру. Птички пели, теплый воздух пах весной.
— Слабые нервы, — сделал заключение Брозиус. — Он совсем еще ребенок. Дома он придет в себя.
Приор молчал. Ему уже успели поведать о странных событиях на факультете, рассказали про убийство магистра, про философские загадки и смерть студента. И, конечно, не забыли рассказать про женщину, которая самым необъяснимым образом исчезла из камеры. А теперь еще и это! В Кёльне действительно нет ничего невозможного.
— А это точно, что де Сверте сгорел в том доме? — тихо спросил он и тут же встал, чтобы закрыть окно.
— Не было найдено ни одной косточки. Штайнер не исключает возможности, что приор мог спастись. Он велел стражникам составить список всех найденных на пожарище вещей. Они злятся, но вот уже несколько дней исправно роются на пепелище. Де Сверте использовал порох и некую неизвестную мне смесь из серы, угля и какого-то алхимического соединения. Дом буквально взлетел на воздух.
Приор остановился у окна.
— Значит, не осталось никаких следов этого человека?
— Нет, ничего.
— А может, студент не так уж и ошибается? Алхимик, который, насколько я слышал, владел еще и черной магией, имеет в своем распоряжении самые различные средства, чтобы вводить в заблуждение других…
— Ерунда! — вырвалось у Брозиуса. — В городе и без того неспокойно, так не стоит подливать масла в огонь, высказывая предположение, что де Сверте не умер. Какое нам дело? Пусть таскается по церквам. Пусть ночует под городскими воротами. Если Лаурьен завтра или послезавтра уедет домой, то никто ничего не узнает. Давайте скроем неприятную историю под покровом молчания и вернемся к своим занятиям. К чему ломать голову, разбираясь с призраками!
Приор кивнул. Да, наверное, это правильно. Ничего не видеть, ничего не слышать. Молчать.
День еще только клонился к вечеру, когда старый стражник со списком появился у Штайнера. Поскольку сам он писать не умел, то обратился за помощью к факультетскому копиисту и теперь гордо демонстрировал лист бумаги, на котором были отмечены каждая балка и каждый камень. Штайнер поблагодарил, и стражник из мешка высыпал на стол находки: обрывки обугленной бумаги, тигли, кастрюли, дистиллятор, чернильницу, пару почерневших башмаков, наполовину сгоревшую шляпу, кольцо…
Штайнер замер. Почему-то это кольцо показалось ему знакомым. Где-то он его уже видел. Золотое кольцо с гербом. Правда, из-за жара изображение наполовину расплавилось, но зверя видно совершенно отчетливо. Барсук.
— С этим кольцом что-то не так? — спросил стражник. — Мы нашли его в железном ящичке… подождите, вот он… — Стражник вытащил из кучи железную шкатулку с расплавившейся крышкой. — Кольцо лежало здесь.
Штайнер не сводил глаз с находки. А потом поблагодарил стражника, накинул плащ сунул кольцо в карман и вышел из дома.
К юго-востоку от собора находилось кладбище. А чуть дальше возвышалась колокольня церкви Пречистой Девы Марии. Было еще достаточно светло, и Штайнер наслаждался царившим вокруг покоем. На этом кладбище погребен близкий друг канцлера. Теплый мартовский ветер скидывал листья с могил, на которых проклюнулись первые медуницы. Канцлер стоял у могилы, молитвенно сложив руки, и не пошевелился даже тогда, коша услышал шорох листьев под ногами Штайнера. Магистр остановился, чтобы не нарушить его сосредоточения, но канцлер, не оборачиваясь, поманил его к себе.
Он подошел ближе и произнес:
— Люди хотят крови. Народ в своей жажде крови отвратителен, и я все время задаю себе вопрос, как воспитать в нем милосердие. — Он усмехнулся. — В древности людей задабривали хлебом и зрелищами.
Канцлер кивнул:
— Да, какой-то выход находится всегда.
Они молча смотрели на могилу, над которой гулял легкий ветер, поднимающий в воздух старые листья. Солнце садилось, совсем скоро на кладбище воцарится тьма.
— Я решил узнать, нет ли чего нового относительно исчезновения Софи Касалл.
— А почему вы пришли с этим ко мне?
— Никто из братии не выпустил бы ее. Это никому не нужно. А теперь жители Кёльна, не закрывая рта, твердят, что она ведьма, которая закончит свои дни в пламени преисподней. И мне вдруг подумалось, что вам не захочется устраивать грандиозный процесс и привлекать еще большее внимание.
Канцлер тихо засмеялся:
— И что мне вам ответить, Штайнер? Что я ее отпустил, потому что являюсь единственным, кто имел такую возможность? Мне не терпелось устроить над ней процесс, я чувствую нездоровые тенденции и на самом деле стоял перед дилеммой. Вы же знаете, что этот город с незапамятных времен пытается избавиться от чрезмерной опеки епископа. Что бы произошло, если бы начался процесс, на котором эту женщину обвинили бы в колдовстве? Народ жаждет развлечений…
Он повернулся к Штайнеру и положил руку ему на плечо:
— Оставьте все как есть. Не задавайте больше вопросов, тем более мне.
— Да, — пробормотал Штайнер, — больше никаких вопросов.
Он медлил. Тем временем на Божью пашню опустились сумерки. Собор светился слабым рассеянным светом. У Штайнера на языке вертелся вопрос насчет де Сверте. Не встающий с постели Лаурьен все-таки доверился Штайнеру и рассказал ему о встрече с призраком. Потом Штайнер осмотрел плащ, который вполне мог принадлежать любому низкорослому канонику, а таковых в городе не так уж и мало.
— Де Сверте… — тихо произнес он, плотнее закутываясь в плащ, потому что приближающая ночь принесла с собой холод.
— Это не имеет значения, — раздраженно перебил его канцлер. — Лаурьен слишком перевозбудился, он так и не смог здесь прижиться. Не каждому дано стать студентом. Де Сверте мертв. Людям, вне всякого сомнения, очень бы понравилось, если бы среди них разгуливал восставший из гроба мертвец. Это фантазии, Штайнер, которые никак не хотят оставить нас в покое, видения, которые мы не можем закрепить в вещах, поэтому они будоражат наши головы.
Он вознамерился было уйти, но еще раз остановился и указал на могилу своего друга:
— Только там мы перестаем фантазировать и подстраивать мир под себя. Но это утешает, вы не
