Вот, пожалуй, некоторые из мыслей, пришедшие мне на ум, когда поезд проходил сквозь апельсиновые рощи побережья: кстати, они обрели стройность благодаря книге, которую я взяла почитать в дороге, — последний том романа «Бог как юморист». Сколько все же Персуорден приобрел благодаря своей смерти! Он всегда располагался для нас между своими книгами и нашим восприятием их. Я понимаю, что то загадочное, что мы видели в этом человеке, на самом деле — проекция наших собственных недостатков. Художник не живет личной жизнью, наподобие нас; он ее прячет, заставляя нас стремиться к его книгам, если мы хотим прикоснуться к истинным источникам его чувств… под всеми покровами его пристрастий к сексу, социальности, религии и так далее, то есть говоря проще: человек безмерно страждет из-за
И в результате все это заставило меня оглянуться на самое себя, потому что и я тоже каким-то забавным образом изменилась. Прежняя самодостаточная жизнь превратилась в какой-то маленький сгусток пустоты, в прореху. Мой прежний стиль не отвечает уже самым глубинным моим запросам. В самой душе, кажется, что-то повернулось. Что-то изменило курс в самой моей природе. Не знаю почему, мой милый друг, но меня все более и более тянет к тебе. Могу ли я быть откровенной? Не стала ли моя дружба к тебе тем видом любви, что я искала и нашла? Впрочем, ни звука больше о любви — само слово и все, что с ним связано, стали мне ненавистны. Но может быть, это та самая дружба, которая не знает предела в откровении и при этом не нуждается в словах? Похоже, нельзя обойтись без человека, которому можно было бы довериться — нет, не плотью (я оставляю это проповедникам), но проклятым разумом. Но вряд ли такого рода проблемы тебя сейчас занимают. Раз или два у меня возникало абсурдное желание явиться к тебе и, может быть, предложить помощь в уходе за ребенком. Но теперь я почти уверена, что по- настоящему тебе никто больше не нужен и что ты ценишь свое уединение больше всего остального…» В письме Клеа было еще несколько строчек и в конце — нежное прощание.
Великие равнины пульсируют от пения цикад. Летнее Средиземное море лежит передо мной во всей своей притягательной голубизне. Где-то далеко отсюда, за розовато-лиловой трепещущей линией горизонта — Африка, Александрия. Она не дает избыть себя из памяти; ее хватка еле уловима, чтобы бояться забвения или стариться, хотя мягкая нереальность времени туманит образы друзей, размывает их — так что порой мне не верится, что на этих страницах запечатлены реальные люди, или, может быть, это всего лишь история нескольких неодушевленных предметов, разыгравших вокруг себя драму… Я имею в виду черную наглазную повязку, ключик от часов и пару неприкаянных обручальных колец…
Скоро стемнеет, и ночное небо сплошь усеется летними звездами. Как обычно я буду сидеть и покуривать на берегу. Я решил оставить письмо Клеа без ответа. Я не желаю больше ни на кого влиять каким бы то ни было образом, раздавать обещания или думать о жизни, используя термины соглашения, договора или твердого мнения. Пусть Клеа сама объяснит мое молчание и сама решится на что-то: приехать ко мне, если она нуждается в этом, или же нет… Разве не все зависит от того, как мы объясним молчание вокруг нас? Так что…
Примечания
1
Имеется в виду греческий поэт Е. Кавафис.
2
Валентин (г. рожд. неизв. — ум. ок. 161 г.) — римский философ-гностик, родом из Египта. Гл. идея гностицизма Валентина сводится к признанию основой бытия некой абсолютной «полноты», лишенной всякого различения и оформления. Из нее рождается 30 «эонов» (
3
Руссо Анри (1844–1910) — французский художник-примитивист, оказавший огромное влияние на развитие живописи в XX веке. Прозван «Таможенником» из-за долгих лет работы в парижской муниципальной таможне.
4
Отвращение к жизни
5
Копты — живущие в Египте христиане.
6
Курбе Густав (1819–1877) — выдающийся французский художник-реалист.
7
Боннар Пьер (1867–1947) — художник-импрессионист.
8
Виноградник заперт, как поручила мне сестра.
9
Плотин (204–270) — греч. философ, основатель неоплатонизма, гностик.
